Давно ли народ твой игрушкой служил

Обновлено: 27.04.2024

В замену спичей с песнями,
В подспорье речи с дракою
Пир только к утру кончился,
Великий пир. Расходится
Народ. Уснув, осталися
Под ивой наши странники,
И тут же спал Ионушка,
Смиренный богомол.
Качаясь, Савва с Гришею
Вели домой родителя
И пели; в чистом воздухе
Над Волгой, как набатные,
Согласные и сильные
Гремели голоса:

Доля народа,
Счастье его,
Свет и свобода
Прежде всего!

Мы же немного
Просим у бога:
Честное дело
Делать умело
Силы нам дай!

Жизнь трудовая -
Другу прямая
К сердцу дорога,
Прочь от порога,
Трус и лентяй!
То ли не рай?

Доля народа,
Счастье его,
Свет и свобода
Прежде всего!

Беднее захудалого
Последнего крестьянина
Жил Трифон. Две коморочки:
Одна с дымящей печкою,
Другая в сажень - летняя,
И вся тут недолга;
Коровы нет, лошадки нет,
Была собака Зудушка,
Был кот - и те ушли.

Спать уложив родителя,
Взялся за книгу Саввушка,
А Грише не сиделося,
Ушел в поля, в луга.

У Гриши - кость широкая,
Но сильно исхудалое
Лицо - их недокармливал
Хапуга-эконом.
Григорий в семинарии
В час ночи просыпается
И уж потом до солнышка
Не спит - ждет жадно ситника,
Который выдавался им
Со сбитнем по утрам.
Как ни бедна вахлачина,
Они в ней отъедалися.
Спасибо Власу-крестному
И прочим мужикам!
Платили им молодчики,
По мере сил, работою,
По их делишкам хлопоты
Справляли в городу.

Дьячок хвалился детками,
А чем они питаются -
И думать позабыл.
Он сам был вечно голоден,
Весь тратился на поиски,
Где выпить, где поесть.
И был он нрава легкого,
А будь иного, вряд ли бы
И дожил до седин.
Его хозяйка Домнушка
Была куда заботлива,
Зато и долговечности
Бог не дал ей. Покойница
Всю жизнь о соли думала:
Нет хлеба - у кого-нибудь
Попросит, а за соль
Дать надо деньги чистые,
А их по всей вахлачине,
Сгоняемой на барщину,
Не густо! Благо - хлебушком
Вахлак делился с Домною.
Давно в земле истлели бы
Ее родные деточки,
Не будь рука вахлацкая
Щедра, чем бог послал.

Батрачка безответная
На каждого, кто чем-нибудь
Помог ей в черный день,
Всю жизнь о соли думала,
О соли пела Домнушка -
Стирала ли, косила ли,
Баюкала ли Гришеньку,
Любимого сынка.
Как сжалось сердце мальчика,
Когда крестьянки вспомнили
И спели песню Домнину
(Прозвал ее "Соленою"
Находчивый вахлак).

Никто как бог!
Не ест, не пьет
Меньшой сынок,
Гляди - умрет!

Дала кусок,
Дала другой -
Не ест, кричит:
"Посыпь сольцой!"

А соли нет,
Хоть бы щепоть!
"Посыпь мукой",-
Шепнул господь.

Раз-два куснул,
Скривил роток.
"Соли еще!"-
Кричит сынок.

Опять мукой.
А на кусок
Слеза рекой!
Поел сынок!

Хвалилась мать -
Сынка спасла.
Знать, солона
Слеза была.

Запомнил Гриша песенку
И голосом молитвенным
Тихонько в семинарии,
Где было темно, холодно,
Угрюмо, строго, голодно,
Певал - тужил о матушке
И обо всей вахлачине,
Кормилице своей.
И скоро в сердце мальчика
С любовью к бедной матери
Любовь ко всей вахлачине
Слилась,- и лет пятнадцати
Григорий твердо знал уже,
Что будет жить для счастия
Убогого и темного
Родного уголка.

Довольно демон ярости
Летал с мечом карающим
Над русскою землей.
Довольно рабство тяжкое
Одни пути лукавые
Открытыми, влекущими
Держало на Руси!
Над Русью отживающей
Иная песня слышится:
То ангел милосердия,
Незримо пролетающий
Над нею, души сильные
Зовет на честный путь.

Средь мира дольнего
Для сердца вольного
Есть два пути.

Взвесь силу гордую,
Взвесь волю твердую,-
Каким идти?

Одна просторная
Дорога - торная,
Страстей раба,

По ней громадная,
К соблазну жадная
Идет толпа.

О жизни искренней,
О цели выспренней
Там мысль смешна.

Кипит там вечная,
Бесчеловечная
Вражда-война

За блага бренные.
Там души пленные
Полны греха.

На вид блестящая,
Там жизнь мертвящая
К добру глуха.

Другая - тесная
Дорога, честная,
По ней идут

Лишь души сильные,
Любвеобильные,
На бой, на труд.

За обойденного,
За угнетенного -
По их стопам

Иди к униженным,
Иди к обиженным -
Будь первый там!
---
И ангел милосердия
Недаром песнь призывную
Поет над русским юношей,-
Немало Русь уж выслала
Сынов своих, отмеченных
Печатью дара божьего,
На честные пути,
Немало их оплакала
(Пока звездой падучею
Проносятся они!).
Как ни темна вахлачина,
Как ни забита барщиной
И рабством - и она,
Благословясь, поставила
В Григорье Добросклонове
Такого посланца.
Ему судьба готовила
Путь славный, имя громкое
Народного заступника,
Чахотку и Сибирь.
---
Светило солнце ласково,
Дышало утро раннее
Прохладой, ароматами
Косимых всюду трав.

Григорий шел задумчиво
Сперва большой дорогою
(Старинная: с высокими
Курчавыми березами,
Прямая, как стрела).
Ему то было весело,
То грустно. Возбужденная
Вахлацкою пирушкою,
В нем сильно мысль работала
И в песне излилась:

"В минуты унынья, о родина-мать!
Я мыслью вперед улетаю.
Еще суждено тебе много страдать,
Но ты не погибнешь, я знаю.

Был гуще невежества мрак над тобой,
Удушливей сон непробудный,
Была ты глубоко несчастной страной,
Подавленной, рабски бессудной.

Давно ли народ твой игрушкой служил
Позорным страстям господина?
Потомок татар, как коня, выводил
На рынок раба-славянина,

И русскую деву влекли на позор,
Свирепствовал бич без боязни,
И уж

В минуты унынья, о родина-мать!
Я мыслью вперед улетаю
Еще суждено тебе много страдать.
Но ты не погибнешь, я знаю.
Был гуще невежества мрак над тобой,
Удушливей сон непробудный,
Была ты глубоко несчастной страной,
Подавленной, рабски бессудной.
Давно ли народ твой игрушкой служил
Позорным страстям господина?
Потомок татар, как коня, выводил
На рынок раба-славянина,
И русскую деву влекли на позор,
Свирепствовал бич без боязни,
И ужас народа при слове «набор»
Подобен был ужасу казни?
Некрасов Николай Алексеевич

Велика Россия, несмотря на отпадение Малой Руси с матерью городов русских – Киевом, вопреки отделению самой Белой Руси, не взирая на то, что по землям казачьих войск – Астраханских, Сибирских и Уральских, скачут ныне киргизы… Все равно, велика и прекрасна Россия! На севере ее нетающие льды, на юге субтропическая зелень, моря трех океанов омывают Россию, одиннадцать часовых поясов – чудесна моя Родина! И населена она многими сотнями народов и национальностей – свободными счастливыми людьми, ведь уже сто шестьдесят лет, как рабство отменено императором Александром II, Освободителем! Всем на Руси жить хорошо, сытно, да вольно! Но ведь, не равно же! Эх нет сейчас Некрасова Николая Алексеевича, он бы разобрался кому сейчас на Руси жить хорошо… Придется за него топать по его стезе, уяснять.

Что не говорите, а жить лучше всего на Руси интернационалистам-россиянам. Чтобы вот так из грязи, из подворотни, да в князи! Чтобы вот так, ни дня не служить ни дня в армии, да в маршалы, а из охранников – в генералы армии, а из бухгалтера да в министры… Чудны дела твои, Господи! Не надо сейчас вести родословную от Рюриковичей, Гедеминовичей или от Золотой Орды. Не надо соблюдать присягу – ее можно давать много раз. Не надо подвигов в битвах – сейчас битвы другие, в тишине кабинетов. Не надо отправлять детей на служение Отечеству – детишек следует отправлять в Лондон. Да много чего не надо. Нужным надо быть и преданным, лично.
Зато хорошо то как – быть интернационалистом! Отлично быть олигархом – добывать чего-нибудь из российской землицы или выполнять госконтракты, а других толстосумов у нас и нет. Это за бугром Маски и Джобсы чего-то там изобретают, у нас на Руси скрепы – по старинке надо жить. Славно быть министром – ездить по экономическим форумам или возить собачек на стрижку в Париж, потом тебе банк государственный дадут возглавить или на другое теплое место назначат. Прекрасно сидеть в Думе, отъев рожу, что жопу – радеть об этом самом народе. А потом полететь первым классом на встречу с избирателями и закатить в самолете пьяный дебош, холопам же след место указать. Замечательно быть генеральным прокурором – организовать семейный мусорный бизнес. Круто быть начальником областного следственного комитета – держать в страхе, крышевать всю область. Знатно быть гаишником, но не простым дорожным рублесшибалой, а начальником – гадить в золотой унитаз. Вообще, силовиком быть клево – запросто можно квартирку под завязку валютой набить. Благотворно быть попом – осенять паству крестом с алмазами с лимузина, или яхты, или вертолета. Ништяк организовать под погонами микро кредитный бизнес и коллекторское агентство сразу. А еще в интернационалисты входят губернаторы, судьи, таможенники…, всех не перечислишь, и всем им благодать снизошла.
Стать интернационалистом не следует даже мечтать! Для этого надо быть своим. Да и сомнения меня гложут, вообще, люди ли они? А ежели они люди, что ж так Русь-матушку насилуют? А может их меняют под покровом ночи на рептилоидный помет от английской королевы и римского папы, и нелюди уж они? А по-старому – бесы.

Ходят упорные слухи, что большинство среди бесов-рептилоидов и не интернационалисты вовсе, а евреи. Чтобы меня не посадили за разжигание, сразу оговорюсь – я так не думаю! Но, в пользу этой версии, говорит тот факт, что мой знакомый по кличке «Хохол» заработал свой первоначальный капитал на евреях. Он организовал у нас в губернии кошерный лагерь для еврейских детей. Все чинно и благородно: с четырехкратным кошерным питанием, с раввинами и мадрихами. Хохол, большой матершинник и охальник, рассказывал, что не знал о таком количестве евреев в нашей губернии, а дети администрации были там поголовно. Это было смешно. Во-первых, оказывается верна поговорка «Когда хохол родился еврей заплакал», а во-вторых, эта история явно перечеркивает всесильность евреев. Я говорил Хохлу, что у нас и евреев столько по переписи нет, сколько есть интернационалистов…
Оставим без рассмотрения крайние точки зрения: о богоизбранности с одной стороны и мировым еврейским заговором с другой, посмотрим на результат. А он такой: евреи очень пассионарны и успешны, они, как правило, многого добиваются в жизни, чтят свои традиции. Еврея не то что на Руси, а во всем мире бояться тронуть, потом не оберешься… А все благодаря великой еврейской солидарности. «Весь Израиль несет ответственность друг за друга» — это не просто пустой лозунг. Так что, кто из наших интернационалистов действительно оказывается евреем, так тот, напакостив, смело сбегает в Израиль, откуда выдачи Российскому правосудию нет. Хорошо быть евреем на Руси! Конечно, не так хорошо, как интернационалистом. Но тоже хорошо! Я бы вот хотел быть евреем. Они бы меня в беде не бросили. Записал я на телефон «семь сорок», купил еврейскую шапочку на макушку-кипу. Да вот беда – голова круглая, как футбольный мяч, не держится на ней кипа! Опять же крайняя плоть мне, почему то, дорога… Видать, не судьба!

Хорошо в России быть джигитом. Конечно, не так хорошо, как интернационалистом или евреем. Но тоже очень хорошо. Джигиты – молодцы, друг за друга стоят горой! Меньше, чем евреи, но тоже несут ответственность друг за друга. Издревле и по ныне сильны джигиты удалью молодецкой, набегом лихим. Раньше то на Руси дворяне были и двенадцать казачьих войск… Могли еще джигитов в рамках держать… А сейчас создадут джигиты диаспору, и берегись обыватель! На равных тогда могут разговаривать с самими интернационалистами. Молодцы, уважаю. Силовики многочисленные с ними связываться не хотят – боятся, девки наши их любят – как увидят сразу снимают трусы, потому как джигиты – сила!
Я бы тоже хотел бы быть джигитом. Но вот смотрю я на себя в зеркало: брови у меня две, аристократической горбинки носа нет, вместо нее картошка, усы есть, а бороды опять же нет, волос на груди редок… Не джигит. А, самое главное, напрочь лишен хореографических способностей, и не могу танцевать самый красивый на свете танец – лезгинку. Вышел, намедни, на площадь танцевать, но, вместо внушающего уважение грозного танца, получилась срамота… Видать, снова не судьба.

Все же хорошо в России. Не везде правда. Но есть такие субъекты – республики, в которых лучше, чем на остальной Руси. Все вроде так же, а чуть-чуть по-другому. И начальство республиканское все больше из местных, а не сплошь интернационалисты. И денег больше на каждого жителя федеральный центр выделяет. И делят местные, в разговоре, страну на республику и всю остальную Россию. И проскальзывает, что Российский бардак всем надоел… А если, что и случится, то для коренного жителя республики есть свой родной, уютный уголок. И интересно так получается, что республики эти все для местных, а остальные субъекты России, те что без национального окраса, они для всех. Я, лично, расположенность большую, и тихую зависть ощущаю к жителям этих республик. Нет, но молодцы же! Хранят традиции, помнят своих предков, говорят на своем языке, уважают старших, берегут родную природу… Но и тут мне не выгорело! Нет у меня собственной республики!

А выпала мне честь относится к последней категории населения – быть русским. Русским же в России быть тяжело, нас как будто бы и нет. Что общего между преступностью и русскими? Ответ: у обоих определений нет национальности. Странно получается: евреи есть, коренные жители национальных республик в составе России тоже есть, мигранты-гастарбайтеры тоже имеют национальность, а русских нет. И по телевизору говорят открыто: «русские – это жители России, сообщество. Каждый может назвать или считать себя русским». И страничку из паспорта с национальностью выдернули и повелели называть себя россиянином. И национально-культурную автономию, диаспору, русским создавать нельзя – посадят в острог, там и замордуют. Умирают русские по миллиону в год и бегут на чужбину сотнями тысяч, не какой завоз среднеазиатских мигрантов не помогает скрыть эту убыль… Выходит, мало что изменилось, со времен Николая Алексеевича. Как он говаривал: «Вот приедет барин, барин нас рассудит». Крепостное право существует – прописка есть, деревни, заводы и дома продают вместе с людьми… Телесные наказания? Да, сколько угодно. Династии у нас на Руси, детишки бесовские, здорово талантливые, руководят, пишут законы, судят… Те же баре, по-французски только не говорят. А, самое главное, в душах русских – рабство! Потомки крепостных, как не крути! Господа то эмигрировали в Гражданскую. Самых буйных добили в девяностые. Потерялось чувство причастности к Великому русскому, солидарность, в отличие от интернационалистов, евреев и джигитов, отсутствует напрочь. Все ждут слова вожака, а его нет. Власть, многое для этого делает. Все, же до сих пор боятся нас бесы. Все стараются переделать под себя и внушают гнусные мыслишки: «Если бы ты был на нашем месте, ты бы что, не брал?».

Что ж посоветовать то тем, кто до сих пор считает себя русским? Так, чтобы не упекли по «русской статье»? По возможности не служите бесам! А, если выхода другого нет, то мзду не берите! Не смотрите телевизор, займитесь лучше своими детьми! Помогайте больным детям, хотя бы ста рублевой СМСкой. Песню послушайте экстремистскую Великого Русского Человека, сына еврея, Владимира Семеновича Высоцкого «Русский русскому помоги»! Помните быть русским буквально поможет вам выжить! Верю, остались еще русские люди.

Беднее захудалого
Последнего крестьянина
Жил Трифон. Две коморочки:
Одна с дымящей печкою,
Другая в сажень – летняя,
И вся тут недолга;
Коровы нет, лошадки нет,
Была собака Зудушка,
Был кот – и те ушли.

Спать уложив родителя,
Взялся за книгу Саввушка,
А Грише не сиделося,
Ушел в поля, в луга.

У Гриши – кость широкая,
Но сильно исхудалое
Лицо – их недокармливал
Хапуга-эконом.
Григорий в семинарии
В час ночи просыпается
И уж потом до солнышка
Не спит – ждет жадно ситника,
Который выдавался им
Со сбитнем по утрам.
Как ни бедна вахлачина,
Они в ней отъедалися.
Спасибо Власу-крестному
И прочим мужикам!
Платили им молодчики,
По мере сил, работою,
По их делишкам хлопоты
Справляли в городý.

Дьячок хвалился детками,
А чем они питаются –
И думать позабыл.
Он сам был вечно голоден,
Весь тратился на поиски,
Где выпить, где поесть.
И был он нрава легкого,
А будь иного, вряд ли бы
И дожил до седин.
Его хозяйка Домнушка
Была куда заботлива,
Зато и долговечности
Бог не дал ей. Покойница
Всю жизнь о соли думала:
Нет хлеба – у кого-нибудь
Попросит, а за соль
Дать надо деньги чистые,
А их по всей вахлачине,
Сгоняемой на барщину,
Не густо! Благо – хлебушком
Вахлак делился с Домною.
Давно в земле истлели бы
Ее родные деточки,
Не будь рука вахлацкая
Щедра, чем бог послал.

Батрачка безответная
На каждого, кто чем-нибудь
Помог ей в черный день,
Всю жизнь о соли думала,
О соли пела Домнушка –
Стирала ли, косила ли,
Баюкала ли Гришеньку,
Любимого сынка.
Как сжалось сердце мальчика,
Когда крестьянки вспомнили
И спели песню Домнину
(Прозвал ее «Соленою»
Находчивый вахлак).

Соленая

Никто как Бог!
Не ест, не пьет
Меньшой сынок,
Гляди – умрет!

Дала кусок,
Дала другой –
Не ест, кричит:
«Посыпь сольцой!»

А соли нет,
Хоть бы щепоть!
«Посыпь мукой», –
Шепнул господь.

Раз-два куснул,
Скривил роток.
«Соли еще!» –
Кричит сынок.

Опять мукой…
А на кусок
Слеза рекой!
Поел сынок!

Хвалилась мать –
Сынка спасла…
Знать, солона
Слеза была.

Запомнил Гриша песенку
И голосом молитвенным
Тихонько в семинарии,
Где было темно, холодно,
Угрюмо, строго, голодно,
Певал – тужил о матушке
И обо всей вахлачине,
Кормилице своей.
И скоро в сердце мальчика
С любовью к бедной матери
Любовь ко всей вахлачине
Слилась, – и лет пятнадцати
Григорий твердо знал уже,
Что будет жить для счастия
Убогого и темного
Родного уголка.

Довольно демон ярости
Летал с мечом карающим
Над русскою землей.
Довольно рабство тяжкое
Одни пути лукавые
Открытыми, влекущими
Держало на Руси!
Над Русью отживающей
Иная песня слышится:
То ангел милосердия,
Незримо пролетающий
Над нею, души сильные
Зовет на честный путь.

Средь мира дольнего
Для сердца вольного
Есть два пути.

Взвесь силу гордую,
Взвесь волю твердую, –
Каким идти?

Одна просторная
Дорога – торная,
Страстей раба,

По ней громадная,
К соблазну жадная
Идет толпа.

О жизни искренней,
О цели выспренней
Там мысль смешна.

Кипит там вечная,
Бесчеловечная
Вражда-война

За блага бренные.
Там души пленные
Полны греха.

На вид блестящая,
Там жизнь мертвящая
К добру глуха.

Другая – тесная
Дорога, честная,
По ней идут

Лишь души сильные,
Любвеобильные,
На бой, на труд.

За обойденного,
За угнетенного –
По их стопам

Иди к униженным,
Иди к обиженным –
Будь первый там!

И ангел милосердия
Недаром песнь призывную
Поет над русским юношей, –
Немало Русь уж выслала
Сынов своих, отмеченных
Печатью дара божьего,
На честные пути,
Немало их оплакала
(Пока звездой падучею
Проносятся они!).
Как ни темна вахлачина,
Как ни забита барщиной
И рабством – и она,
Благословясь, поставила
В Григорье Добросклонове
Такого посланца.
Ему судьба готовила
Путь славный, имя громкое
Народного заступника,
Чахотку и Сибирь.

Светило солнце ласково,
Дышало утро раннее
Прохладой, ароматами
Косимых всюду трав…

Григорий шел задумчиво
Сперва большой дорогою
(Старинная: с высокими
Курчавыми березами,
Прямая, как стрела).
Ему то было весело,
То грустно. Возбужденная
Вахлацкою пирушкою,
В нем сильно мысль работала
И в песне излилась:

«В минуты унынья, о родина-мать!
Я мыслью вперед улетаю.
Еще суждено тебе много страдать,
Но ты не погибнешь, я знаю.

Был гуще невежества мрак над тобой,
Удушливей сон непробудный,
Была ты глубоко несчастной страной,
Подавленной, рабски бессудной.

Давно ли народ твой игрушкой служил
Позорным страстям господина?
Потомок татар, как коня, выводил
На рынок раба-славянина,

И русскую деву влекли на позор,
Свирепствовал бич без боязни,
И ужас народа при слове «набор»
Подобен был ужасу казни?

Довольно! Окончен с прошедшим расчет,
Окончен расчет с господином!
Сбирается с силами русский народ
И учится быть гражданином.

И ношу твою облегчила судьба,
Сопутница дней славянина!
Еще ты в семействе – раба,
Но мать уже вольного сына!»

Сманила Гришу узкая,
Извилистая тропочка,
Через хлеба бегущая,
В широкий луг подкошенный
Спустился он по ней.
В лугу траву сушившие
Крестьянки Гришу встретили
Его любимой песнею.
Взгрустнулось крепко юноше
По матери-страдалице,
А пуще злость брала.
Он в лес ушел. Аукаясь,
В лесу, как перепелочки
Во ржи, бродили малые
Ребята (а постарше-то
Ворочали сенцо).
Он с ними кузов рыжиков
Набрал. Уж жжется солнышко;
Ушел к реке. Купается, –
Три дня тому сгоревшего
Обугленного города
Картина перед ним:
Ни дома уцелевшего,
Одна тюрьма спасенная,
Недавно побеленная,
Как белая коровушка
На выгоне, стоит.
Начальство там попряталось,
А жители под берегом,
Как войско, стали лагерем,
Всё спит еще, немногие
Проснулись: два подьячие,
Придерживая полочки
Халатов, пробираются
Между шкафами, стульями,
Узлами, экипажами
К палатке-кабаку.
Туда ж портняга скорченный
Аршин, утюг и ножницы
Несет – как лист дрожит.
Восстав со сна с молитвою,
Причесывает голову
И держит на отлет,
Как девка, косу длинную
Высокий и осанистый
Протоерей Стефан.
По сонной Волге медленно
Плоты с дровами тянутся,
Стоят под правым берегом
Три барки нагруженные:
Вчера бурлаки с песнями
Сюда их привели.
А вот и он – измученный
Бурлак! походкой праздничной
Идет, рубаха чистая,
В кармане медь звенит.
Григорий шел, поглядывал
На бурлака довольного,
И с губ слова срывалися
То шепотом, то громкие.
Григорий думал вслух:

Бурлак

Плечами, грудью и спиной
Тянул он барку бичевой,
Полдневный зной его палил,
И пот с него ручьями лил.
И падал он, и вновь вставал,
Хрипя, «Дубинушку» стонал;
До места барку дотянул
И богатырским сном уснул,
И, в бане смыв поутру пот,
Беспечно пристанью идет.
Зашиты в пояс три рубля.
Остатком – медью – шевеля,
Подумал миг, зашел в кабак
И молча кинул на верстак
Трудом добытые гроши
И, выпив, крякнул от души,
Перекрестил на церковь грудь;
Пора и в путь! пора и в путь!
Он бодро шел, жевал калач,
В подарок нес жене кумач,
Сестре платок, а для детей
В сусальном золоте коней.
Он шел домой – неблизкий путь,
Дай бог дойти и отдохнуть!

С бурлака мысли Гришины
Ко всей Руси загадочной,
К народу перешли.
И долго Гриша берегом
Бродил, волнуясь, думая,
Покуда песней новою
Не утолил натруженной,
Горящей головы.

Ты и убогая,
Ты и обильная,
Ты и могучая,
Ты и бессильная,
Матушка Русь!

В рабстве спасенное
Сердце свободное –
Золото, золото
Сердце народное!

Сила народная,
Сила могучая –
Совесть спокойная,
Правда живучая!

Сила с неправдою
Не уживается,
Жертва неправдою
Не вызывается, –

Русь не шелохнется,
Русь – как убитая!
А загорелась в ней
Искра сокрытая, –

Встали – небужены,
Вышли – непрошены,
Жита по зернышку
Горы наношены!

Рать подымается –
Неисчислимая!
Сила в ней скажется
Несокрушимая!

Ты и убогая,
Ты и обильная,
Ты и забитая,
Ты и всесильная,
Матушка Русь!

«Удалось мне песенка! – молвил Гриша, прыгая. –
Горячо сказалася правда в ней великая!
Завтра же спою ее вахлачкам – не всё же им
Песни петь унылые… Помогай, о боже, им!
Как с игры да с беганья щеки разгораются,
Так с хорошей песенки духом поднимаются
Бедные, забитые…» Прочитав торжественно
Брату песню новую (брат сказал: «Божественно!»),
Гриша спать попробовал. Спалося, не спалося,
Краше прежней песенка в полусне слагалася;
Быть бы нашим странникам под родною крышею,
Если б знать могли они, что творилось с Гришею.
Слышал он в груди своей силы необъятные,
Услаждали слух его звуки благодатные,
Звуки лучезарные гимна благородного –
Пел он воплощение счастия народного.


  • Вы здесь:
  • Русская литература
  • Кому на Руси жить хорошо. Эпилог. Гриша Добросклонов – читать текст

К 200-летию народного русского поэта Н. Некрасова
Николай Алексеевич Некрасов (10 декабря 1821 - 8 января 1878 г.) - классик русской поэзии, писатель и публицист. Он был революционным демократом, редактором и издателем журнала "Современник" (1847-1866) и редактором журнала
"Отеческие записки (1868). Одним из самых главных и известных произведений поэта является поэма "Кому на Руси жить хорошо".

Пролог
В каком году - рассчитывай,
В какой земле - угадывай,
На столбовой дороженьке
Сошлись семь мужиков:
Семь временнообязанных,
Подтянутой губернии,
Уезда Терпигорева,
Пустопорожней волости,
Из смежных деревень:
Заплатова, Дыряева,
Разутова, Знобишина,
Горелова, Неелова -
Неурожайка тож,
Сошлися - и заспорили:
Кому живется весело,
Вольготно на Руси?"

Роман сказал: помещику,
Демьян сказал: чиновнику,
Лука сказал: попу,
Купчине толстопузаму!-
Сказали братья Губины,
Иван и Митродор.
Старик Пахом потужился
И молвил, в землю глядючи:
Вельможному боярину,
Министру государеву.
А Пров сказа: царю.

Мужик, что бык: втемяшится
В башку какая блажь -
Колом ее оттудова
Не выбьешь: упирается,
Всяк на своем стоит!
Такой ли спор затеяли -
Что думают прохожие -
Знать, клад нашли ребятушки
И делят меж собой.

Тем часом птенчик крохотный
Помалу, по полсаженки,
Ничком перелетаючи,
К костру подоборся.
Поймал его Пахомушка,
Поднес к огню, разглядывал
И молвил: "Пташка малая,
А ноготок востер!
Отдай свои нам крылышки,
Все царство облетим,
Посмотрим, поразведаем,
Поспорим - и дознаемся:
Кому живется счастливо,
Вольготно на Руси?"

Пока они гуторили,
Вилась кружилась пеночка
Над ними: все прослушала
И села у костра.
Чивикнула, подпрыгнула
И человечьим голосом
Пахому говорит:
"Пусти на волю птенчика!
За птенчика за малого
Я выкуп дам большой".
- А что ты дашь?
"Дам хлебушка
По полупуду в день,
Дам водки поведерочку,
По утру дам огурчиков,
А в полдень квасу кислого,
А вечером чайку!"

- А где, пигуча малая,-
Спросили братья Губины, -
Найдешь вина и хлебушка
Ты на семь мужиков?
"Найти - найдете сами вы.
А я, пигуча малая,
Скажу вам, как найти".
- Скажи!
"Идите по лесу,
Против столба тридцатого
Прямехонько версту:
Придете на поляночку,
Стоят на той поляночке
Две старые сосны,
Под этими под соснами
Закопана коробочка.
Добудьте вы её,-
Коробка та волшебная:
В ней скатерть самобранная,
Когда ни пожелаете,
Накормит, напоит!
Тихонько только молвите:
-ЭЙ, СКАТЕРТЬ САМОБРАННАЯ!
ПОПОТЧУЙ МУЖИКОВ! -
По вашему хотению,
По моему велению,
Все явится тотчас,
Теперь - пустите птенчика!"
- Постой! мы люди бедные,
Идем в дорогу дальнюю,-
Ответил ей Пахом. -
Ты, вижу птица мудрая,
Уважь - одежу старую
На нас заворожи!

- Чтоб армяки мужицкие
Носились, не сносилися! -
Потребовал Роман.

- Чтоб липовые лапотки
Служили, не разбилися,-
Потребовал Демьян.

Чтоб вошь, блоха паскудная
В рубахах не плодилася,-
Потребовал Лука.

Не прели бы онученьки
Потребовали Губины.

А птичка им в ответ:
"Все скатерть самобранная
Чинить, стирать, просушивать
Вам будет. Ну пусти. "

Раскрыв ладонь широкую,
Пахом птенца пустил.
Пустил - и птенчик крохотный
Помалу, по полсаженки,
Низком перелетаючи,
Направился к дуплу.
За ним взвилася пеночка
И на лету прибавитла:
"Смотрите, чур , одно!
Съестного сколько вынесет
Утроба - то и спрашивай,
А водки можешь требовать
В день ровно по ведру.
Коли вы больше спросите
И раз и два - исполнится
По вашему желанию,
А в третий быть беде!"
И улетела пеночка
К своим родимым птенчикам,
А мужики гуськом
К дороге потянулися
Искать столба тридцатого.
Нашли! - Молчком идут
Прямехонько, вернехонько
По лесу по дремучему,
Считают каждый шаг.

И как версту отмеряли,
Увидели поляночку -
Стоят на той поляночке
Две старые сосны.
Крестьяне покопалися,
Достали ту коробочку,
Открыли и нашли
Ту скатерть самобранную!
Нашли и разом вскрикнули:
"Эй, скатерть самобранная!
Попотчуй мужиков.

Глядь - скатерть развернулася,
Откудова ни взялися
Две дюжие руки,
Ведро вина поставили,
Горой наклали хлебушка
И спрятались опять.

- А что же нет огурчиков?

- Что нет чайку горячего?

- Что нет кваску холодного?

Зарок такой поставивши,
Под утро , как убитые,
Заснули мужики.

К большому сожалению, закончить до конца эту эпохальную поэму Николаю Алексеевичу при жизни не успел. Но уже ближе к заключению в ней со всей определенностью вылились пламенные чувства поэта к своему многострадальному народу и МАТУШКЕ РУСИ.
"Ни отчаянная нищета трудящихся масс того времени, ни их беспросветное рабство, (отраженное в поэме), не поколебали веры Некрасова в то, что они завоюют себе счастливое будущее, и всякий раз, когда он заговаривает об этом
будущем счастье народа, его сумрачный стих становится неузнаваемо светел." отмечал в своем отзыве о поэме КОРНЕЙ ЧУКОВСКИЙ.

Светило солнце ласково,
Дышало утро раннее
Прохладой, ароматами
Косимых всюду трав.

Григорий шел задумчиво
(ДОБРОСКЛОНОВ)
Сперва большой дорогою
(Старинная: с высокими
Курчавыми березами,
Прямая как стрела).
Ему то было весело,
То грустно. Возбужденная
Вахлацкаю пирушкою,
В нем сильно мысль работала
И в песне излилась:

"В минуты унынья, о Родина-мать!
Я мыслью вперед улетаю.
Еще суждено тебе много страдать,
Но ты не погибнешь, я знаю.

Был гуще невежества мрак над тобой,
Удушливый сон непробудный,
Была ты глубоко несчастной страной,
Подавленной, рабски-бессудной.

Давно ли народ твой игрушкой служил
Позорным сластям господина?
Потомок татар, как коня выводил
На рынок раба-славянина,

И русскую деву влекли на позор.
Свирепствовал бич без боязни,
И ужас народа при слове "набор"
Подобен был ужасу казни?

Довольно! Окончен с прошедшим расчет,
Окончен расчет с господином!
Сбирается с силами русский народ
И учится быть гражданином,

И ношу твою облегчила судьба,
Сопутница дней славянина!
Еще ты в семействе покуда - раба
Но мать уже вольного сына!"
.

С бурлАка мысли Гришины
Ко всей Руси загадочной,
К народу перешли.
И долго Гриша берегом
Бродил, волнуясь, думая,
Покуда песней новою
Не утолил натруженной
Горящей головы.

Ты и убогая,
Ты и обильная,
Ты и могучая,
Ты и бессильная
Матушка РУСЬ!
В рабстве спасенное
Сердце свободное -
Золото, золото
Сердце народное!
Сила народная,
Сила могучая -
Совесть спокойная,
Правда живучая!
Сила с неправдою
Не уживается,
Жертва неправдою
Не вызывается,-
Русь не шелОхнется,
Русь - как убитая!
А загорелась в ней
Искра сокрытая,-
Встали - небужены,
Вышли - непрошены,
Жита по зернышку
Горы наношены!
Рать подымается -
Неисчислимая!
Сила в ней скажется
Несокрушимая!
Ты и убогая,
Ты и обильная,
Ты и забитая,
Ты и всесильная,
МАТУШКА РУСЬ.

"Удалась мне песенка! - молвил Гриша, прыгая,-
Горячо сказалася правда в ней великая!
Завтра же спою её вахлачкам - не все же им
Песни петь унылые. Помоги, о боже им!

С ошлись не семеро, но в Вискулях
Л ишили нас страны великой и могучей
А х Ельцин и Кравчук, Шушкевич - подпись бах!
В оздастся им за то в аду иль в небесах
Н о до сих пор они, не очень в плохишах
О днако Горбачёв забыт сей тройки круче?

П равда! Порадовал
О чень меня ЛЮЦИАН!
Р одину жаль, что СОЮЗА не стало.
А капитала другим набежало не мало:
Д еньги теперь все решают, "А жаль,
О чень обидно" - деды порицают печаль.
В от говорят мы трудились, а пенсия - гроши
А богатеи в дворцах проживают хороших.
л учше теперь помолчать и Некрасова вспомнить
Да и ВЕЛИЧКЕ за правду бы надо СПАСИБО сказать!
Кстати об этом и мне "ПОДУМАЛОСЬ"

Афанасий возможно Вискули это только вершина айсберга. Общество оказалось не живучим, какой-то один перестроечник смог победить всё политбюро из партия наш рулевой, правда оно состояло из дремучего леса нерешительных стариков. Им бы нынешних в придачу.

Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и законодательства Российской Федерации. Данные пользователей обрабатываются на основании Политики обработки персональных данных. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.

© Все права принадлежат авторам, 2000-2022. Портал работает под эгидой Российского союза писателей. 18+

Кому на Руси жить хорошо

Никто как бог!
Не ест, не пьет
Меньшой сынок,
Гляди - умрет!

Дала кусок,
Дала другой -
Не ест, кричит:
"Посыпь сольцой!"

А соли нет,
Хоть бы щепоть!
"Посыпь мукой",-
Шепнул господь.

Раз-два куснул,
Скривил роток.
"Соли еще!"-
Кричит сынок.

Опять мукой.
А на кусок
Слеза рекой!
Поел сынок!

Хвалилась мать -
Сынка спасла.
Знать, солона
Слеза была.

Запомнил Гриша песенку
И голосом молитвенным
Тихонько в семинарии,
Где было темно, холодно,
Угрюмо, строго, голодно,
Певал - тужил о матушке
И обо всей вахлачине,
Кормилице своей.
И скоро в сердце мальчика
С любовью к бедной матери
Любовь ко всей вахлачине
Слилась,- и лет пятнадцати
Григорий твердо знал уже,
Что будет жить для счастия
Убогого и темного
Родного уголка.

Довольно демон ярости
Летал с мечом карающим
Над русскою землей.
Довольно рабство тяжкое
Одни пути лукавые
Открытыми, влекущими
Держало на Руси!
Над Русью отживающей
Иная песня слышится:
То ангел милосердия,
Незримо пролетающий
Над нею, души сильные
Зовет на честный путь.

Средь мира дольнего
Для сердца вольного
Есть два пути.

Взвесь силу гордую,
Взвесь волю твердую,-
Каким идти?

Одна просторная
Дорога - торная,
Страстей раба,

По ней громадная,
К соблазну жадная
Идет толпа.

О жизни искренней,
О цели выспренней
Там мысль смешна.

Кипит там вечная,
Бесчеловечная
Вражда-война

За блага бренные.
Там души пленные
Полны греха.

На вид блестящая,
Там жизнь мертвящая
К добру глуха.

Другая - тесная
Дорога, честная,
По ней идут

Лишь души сильные,
Любвеобильные,
На бой, на труд.

За обойденного,
За угнетенного -
По их стопам

Иди к униженным,
Иди к обиженным -
Будь первый там!

И ангел милосердия
Недаром песнь призывную
Поет над русским юношей,-
Немало Русь уж выслала
Сынов своих, отмеченных
Печатью дара божьего,
На честные пути,
Немало их оплакала
(Пока звездой падучею
Проносятся они!).
Как ни темна вахлачина,
Как ни забита барщиной
И рабством - и она,
Благословясь, поставила
В Григорье Добросклонове
Такого посланца.
Ему судьба готовила
Путь славный, имя громкое
Народного заступника,
Чахотку и Сибирь.

Светило солнце ласково,
Дышало утро раннее
Прохладой, ароматами
Косимых всюду трав.

Григорий шел задумчиво
Сперва большой дорогою
(Старинная: с высокими
Курчавыми березами,
Прямая, как стрела).
Ему то было весело,
То грустно. Возбужденная
Вахлацкою пирушкою,
В нем сильно мысль работала
И в песне излилась:

"В минуты унынья, о родина-мать!
Я мыслью вперед улетаю.
Еще суждено тебе много страдать,
Но ты не погибнешь, я знаю.

Был гуще невежества мрак над тобой,
Удушливей сон непробудный,
Была ты глубоко несчастной страной,
Подавленной, рабски бессудной.

Давно ли народ твой игрушкой служил
Позорным страстям господина?
Потомок татар, как коня, выводил
На рынок раба-славянина,

И русскую деву влекли на позор,
Свирепствовал бич без боязни,
И ужас народа при слове "набор"
Подобен был ужасу казни?

Довольно! Окончен с прошедшим расчет,
Окончен расчет с господином!
Сбирается с силами русский народ
И учится быть гражданином.

И ношу твою облегчила судьба,
Сопутница дней славянина!
Еще ты в семействе - раба,
Но мать уже вольного сына!"

Сманила Гришу узкая,
Извилистая тропочка,
Через хлеба бегущая,
В широкий луг подкошенный
Спустился он по ней.
В лугу траву сушившие
Крестьянки Гришу встретили
Его любимой песнею.
Взгрустнулось крепко юноше
По матери-страдалице,
А пуще злость брала.
Он в лес ушел. Аукаясь,
В лесу, как перепелочки
Во ржи, бродили малые
Ребята (а постарше-то
Ворочали сенцо).
Он с ними кузов рыжиков
Набрал. Уж жжется солнышко;
Ушел к реке. Купается,-
Три дня тому сгоревшего
Обугленного города
Картина перед ним:
Ни дома уцелевшего,
Одна тюрьма спасенная,
Недавно побеленная,
Как белая коровушка
На выгоне, стоит.
Начальство там попряталось,
А жители под берегом,
Как войско, стали лагерем,
Всё спит еще, немногие
Проснулись: два подьячие,
Придерживая полочки
Халатов, пробираются
Между шкафами, стульями,
Узлами, экипажами
К палатке-кабаку.
Туда ж портняга скорченный
Аршин, утюг и ножницы
Несет - как лист дрожит.
Восстав со сна с молитвою,
Причесывает голову
И держит на отлет,
Как девка, косу длинную
Высокий и осанистый
Протоерей Стефан.
По сонной Волге медленно
Плоты с дровами тянутся,
Стоят под правым берегом
Три барки нагруженные:
Вчера бурлаки с песнями
Сюда их привели.
А вот и он - измученный
Бурлак! походкой праздничной
Идет, рубаха чистая,
В кармане медь звенит.
Григорий шел, поглядывал
На бурлака довольного,
И с губ слова срывалися
То шепотом, то громкие.
Григорий думал вслух:

Читайте также: