Тюрьма звездный крест игрушка надзирателя

Обновлено: 24.04.2024

Я была той, кто спаслась от групповых забав заключенных, согласившись стать вещью короля «Звездного креста»: самой ужасной тюрьмы в галактике. Куда я отправилась по доброй воле, надеясь узнать правду об убийстве старшего брата.

Вот только теперь я лишилась защиты Джена Лайрона, а единственная соломинка, благодаря которой мой адвокат могла вытащить меня отсюда, безнадежно утеряна. Похоже, что те, чей след я искала, пробравшись сюда под прикрытием, разгадали мой план, и решили обезопасить себя от малейшей призрачной угрозы с моей стороны.

Итак, я застряла в этой тюрьме: хоть с неугасающей жаждой мести, но без надежды, а что хуже всего – без защиты. И ожидая, что будет первым – бесконечные изнасилования, или смертельный удар от наркоимперии – даже не подумала о третьем варианте.

Его черный китель отделан серебряным кантом, а затянутые в кожаные перчатки руки всегда сжимают хлыст. От взгляда строгих серых глаз кровь обращается в лед. Альден Шнейр, главный надзиратель «Звездного креста», почему-то заинтересован во мне. Он решил присвоить меня, сделать своей личной игрушкой, сломать, унизить. И ни с кем мною не делиться – особенно с заключенными. Это спасение с мерзким привкусом во рту… но если я хочу добраться до убийц брата, у меня нет другого выбора, кроме как ухватиться за руку в черной перчатке!

ВНИМАНИЕ, 18+! В книге присутствуют сцены эротического характера!

Отзывы

Новинки

Далекое будущие… Земная Федерация, пройдя через череду испытаний, наконец, думает, что обрела поко.

Приняв решение, я еще немного повалялась на своей верхней койке (ясно понимая, что в принципе никогда не смогу теперь лечь на койку Джена) и отправилась на утреннюю кормежку. Логично рассудив, что на полный желудок думаться будет лучше.

Как ни странно, на мой ошейник внимание обратили все заключенные. И, думаю, именно из-за него никто, даже Фрид, не решился подойти ко мне за завтраком. В результате в радиусе трех метров вокруг меня образовалась зона отчуждения… чему я, не скрою, даже обрадовалась, особенно после вчерашнего. Хотя готова поспорить, очень быстро подобное начнет меня неслабо напрягать.

Когда прозвучал сигнал сдавать посуду, я забросила в рот последний кусок черствого хлеба и вернулась к себе. Мне хотелось побыть одной, поразмышлять над тем, как быть дальше, да и просто отдохнуть. Лежа пусть на этой паршивой койке, но хотя бы не на полу. Благо Шнейр вряд ли станет вызывать меня к себе каждую ночь. Если так, то у меня обычно будет возможность выспаться как следует, чтобы после работать трезво. Сегодня же от каких-либо серьезных действий следовало воздержаться – после ночи на коврике я чувствовала себя, словно измятый лист бумаги. Вдобавок, ощущался легкий насморк, а простуда была более чем нежелательной. Возможно, немного позже (если не пройдет само) стоит сходить в медпункт и попросить лекарства.

Сейчас же я должна набросать план на ближайшее время.

Среди очевидных вещей для меня было то, что мне понадобится некий контакт с другими заключенными, если я хочу еще хоть до чего-нибудь докопаться. И самым оптимальным вариантом мне показалось попытаться снова заговорить с Фрид. Пускай сегодня ошейник на моей шее ее очевидно напугал, но я не теряла надежду, что завтра она, немного свыкнувшись с фактом его наличия, будет поспокойнее. А значит, я могу попытаться постепенно что-то из нее вытащить. Теперь, когда я знала наверняка, что у этой тюрьмы есть секреты, порывшись в которых, я могу рассчитывать на кусочки моей мозаики, у меня не оставалось иного выбора, кроме как попытаться до них добраться.

Приняв это простое решение, я, все же, сходила в один из медпунктов за таблеткой от простуды (а заодно и ежедневной порцией противозачаточного) и, за исключением кормежки, весь календарный день провела в своей камере. Так же, как и «ночь» – благо, сегодня обошлось без вызова в покои к Альдену Шнейру.

К счастью, Фрид, вопреки опасениям, не стала меня игнорировать, и уж тем более – убегать. Ее традиционно пустой взгляд лишь иногда, скользя по моему ошейнику, заражался тревогой и страхом. Но его было недостаточно, чтобы заставить ее встать и уйти, так что я могла разговаривать с ней.

Так продолжалось следующие три календарных дня. А на четвертый я обратила внимание на то, что один из мужчин, подошедших к Фрид, чтобы изнасиловать ее, вел себя уж слишком агрессивно, даже по мерка «Звездного креста». Более того, на висках у него выступал пот, а зрачки были сильно расширены. Что очень напоминало признаки ломки того, кто сидит на звездном взрыве, но уже некоторое время испытывает трудности с новыми дозами. Возможно, и вовсе давно не ширялся, но скорее всего – получает наркоту куда реже, чем привык.

И тогда я начала присматриваться к заключенным, с интересом подметив, что немало из них страдают схожими симптомами. Из-за чего чаще начинали драки и насиловали местных женщин, причем нередко доходя до рукоприкладства, даже если жертва не сопротивлялась. Да что там, даже у безотказной Никси я разглядела синяки под глазом и скулой!

Когда я увидела одну из первых шлюх «Звездного креста» изрядно помятой, на несколько минут мой мозг словно отключился от реальности, пытаясь подсознательно анализировать эту информацию. А после я поняла то, о чем ранее, в силу нервного напряжения, опрометчиво не задумывалась: Дорфин, патлатый маркиз. Тогда ведь я оказалась права, у него был звездный взрыв. Которым этот ублюдок наверняка барыжил среди заключенных! Следовательно, если он умер, то и клиентура осталась без поставщика дури, вызывающей сильнейшее привыкание. Но в то же время, судя по симптомам, совсем без наркоты им жить теперь не приходится. Значит, Дорфин был не единственным, кто толкал эту дрянь в стенах тюрьмы. В таком случае, этих самых поставщиков можно попытаться найти.

Только вот еще больше меня напугала другая догадка: тех, кто сидел на звездном взрыве, похоже, было немало в этих стенах. Особенно с поправкой на то, что проблемы с «перебоями поставок» испытывает лишь часть заключенных. В таком случае всплывает логический вопрос: кто поставляет наркотики в «Звездный крест», да еще и в таких количествах? Более того, у местных совершенно точно нет денег. У некоторых есть те или иные вещички, раздобытые, либо заработанные в этих стенах. Однако даже они – невероятная редкость. Передачек от родственников здесь тоже практически не бывало – лишь раз в календарный год, да и то посылки тщательно досматривались, и никаких денег в них, естественно, не допускалось. Потому единственное, что большинство сидевших могли предложить в обмен на регулярные дозы – услуги. Услуги, которые не особо нужны наркобаронам вне стен этой тюрьмы.

Исходя из этого, напрашивается занятный вывод: те, кто толкал и толкает здесь звездный взрыв, не обязаны выплачивать хозяевам деньги за реализованный наркотик. Возможно потому, что те щедро жертвуют его в «фонд помощи заключенным». А возможно потому, что у этих барыг в принципе нет хозяев, с которыми они должны рассчитываться! Если здесь в самом деле имеет место второй вариант, значить это может то, что наркотик, который они распространяют, принадлежит лично им. В таком случае, самым правильным было бы задать вопрос: а откуда тогда они его берут?

– Фрид, а ты сама брала у Дорфина звездный взрыв? – поинтересовалась я, прекрасно понимая, какой реакции на такой вопрос следует ожидать от женщины, пожертвовавшей собой ради жизни сына… чтобы тот вскоре подсел на звездный взрыв и умер от его побочных эффектов.

– Совсем долбанулась, что ли? – выпалила она, и в ее обычно мертвых глазах внезапно – впервые за все время нашего знакомства – проскочил гнев.

– Просто я подумала, ты ведь была знакома с патлатым маркизом? – заговорила я, якобы пытаясь реабилитироваться.

– Многие были с ним знакомы.

– Но не всем своим знакомым он толкал наркоту?

– Тех, кто сидел на его игле, было много. Но знакомых он себе завел еще больше, потому и сумел так высоко здесь вылезти.

– А я думала, он стал в этой тюрьме таким важным благодаря тому, что толкал звездный взрыв.

– Смеешься? – пробурчала Фрид, снова отведя взгляд и уставившись в столешницу. – Здесь полно барыг, но далеко не все они взобрались туда же, куда удалось взобраться патлатому маркизу.

– Ну, они, я так понимаю, подхватили хотя бы его клиентов, если не положение?

– Только больше напряжения создали, – недовольно фыркнула женщина, потирая шею, на которой один из насильников оставил синяки. – Пытаются удовлетворить тех наркоманов, что «осиротели». Но у самих порошка для всех страждущих не хватает, система «взаимодействуй и не мешай другим барыгам» работала слишком слаженно. Порошка приносилось ровно столько, чтоб хватило всем, кто уже сидит… ну, может с небольшим запасом – на всякий случай. Когда же один из дядюшек с мешком подарков пропал со сцены, детишки, которым он так и не подарил положенные им игрушки, устроили здесь дурдом.

– Откуда они вообще здесь звездный взрыв берут? – пробурчала я так, чтобы мой вопрос звучал скорее как сказанное к слову фырканье.

– Совсем местной жизни не знаешь? – наморщила брови Фрид, продолжая безучастно пялиться в стол. – Я думала, твой король тебе что-то рассказал перед тем, как его грохнули.

– Нет, ничего не говорил… – протянула я, пытаясь сохранить спокойное лицо, несмотря на упоминание Джена.

– То есть, слухов о фабрике ты не знаешь?

– Ну, говорят, что на нижних уровнях станции есть тайная фабрика, – пожала плечами женщина. – И часть заключенных допущена туда, чтобы работать на производстве. Все они якобы живут вместе с нами, но о том, что работают на фабрике, помалкивают. Без понятия, что им за это полагается… может, еда получше, или еще какие-нибудь плюшки. В общем, часть из этих заключенных, по слухам, и тащит с производства порошок, ухитряясь как-то его незаметно проносить. А после уже толкают «своим» наркоманам, которые у них за него из рук есть готовы. И Дорфин (если все эти сказки правда, конечно) был одним из тех работников тайной фабрики.

– Постой… ты говоришь о фабрике, на которой…

– Производят звездный взрыв, – спокойно сообщила Фрид. И, совершенно не обращая внимания на выражение моего лица, запрокинула голову, уставившись в потолок.

Я сидела в маленькой темной комнатке, освещенной лишь настольной лампой, и дрожала от страха, заламывая пальцы. За то время, что я здесь пробыла, уже, наверное, минули календарные сутки.

Им нечего мне предъявить. Совершенно нечего! Да, пускай в «Звездном кресте» (я уже знала это от Фрид) и бывали случаи, когда не в меру нетерпеливые вещи – забыв о защите, которую при этом теряли – убивали своих хозяев, пользуясь эффектном неожиданности. Но ведь в моем случае у меня надежное алиби! Когда надзиратель забрал меня из камеры и повел в комендантскую, чтобы я ответила на телефонный звонок, Джен все еще был жив. И надзиратель видел его живым, да еще и абсолютно здоровым. А после меня не выпускали из виду, пока я не закончила разговор, разбивший мои надежды выбраться отсюда. К тому же, Альден Шнейр вошел в камеру почти сразу следом за мной. Значит, он видел, как я шла по коридору, и знал: я просто физически не могла уложить своего хозяина за пару секунд! К тому же, наверняка Джен был мертв уже какое-то время, и тюремный судмедэксперт без труда это определит. Так что меня не могут, просто не могут обвинить в его убийстве.

…Если только в их планы изначально не входило повесить это на меня.

В самом деле, они ведь проникли в дом Трид, чтобы избавиться от улик, которые могли бы вытащить меня из «Звездного креста» (о том, что подруга предала меня, польстившись на деньги от наркоимперии, или просто испугавшись угроз, я не хотела даже думать). Более того, не верится, что и Джена убить было так просто. Значит, не будет ничего странного, если окажется, что его смерть захотят приписать к моим заслугам! Правда вот, я не видела в этом смысла. Меня ведь все равно не казнят, только назначат адское наказание, которое придется отбывать в стенах этой тюрьмы. Зачем кому-то так утруждать себя ради подобных мелочей? Нет, однозначно, здесь должно быть что-то большее. Хотя почти наверняка главной их целью было оставить меня без защиты короля тюрьмы.

На миг я представила, что будет со мной, если все обойдется, и меня просто выпустят из этой комнатки. Все заключенные… они ведь только и ждут этого! Джен был единственным, кому повезло забавляться со мной в этой тюрьме. И благодаря этому для других я стала тем запретным лакомством, на которое они сразу же набросятся всем скопом, стоит мне показаться им на глаза.

Мои размышления прервал один из надзирателей, неожиданно вошедший в комнату.

– Ты свободна, проваливай, – бросил он, жестом указывая мне на выход.

Не решаясь ничего сказать, я неуклюже поднялась со стула и, едва не споткнувшись о порог, вышла в коридор. Мне нужно было сделать лишь несколько шагов, чтобы выйти в общий зал. И с каждым следующим из них мои ноги наливались свинцом, а царивший там гул разносился по голове парализующим эхом.

Однако когда я вошла в зал, все разговоры стихли, и на пару секунд повисла тишина. Закончившаяся тем, что заключенные начали пугающе посмеиваться, подступая ко мне с единственной целью: взять в кольцо, лишив путей к отступлению.

Джен. Я не рехнулась настолько, чтобы сказать, будто полюбила его. Пускай этот мужчина будил страсть в моем теле. Пускай даже ему удалось в какой-то мере вызвать во мне нечто сродни симпатии – да, это я готова признать. В конце концов, этот человек защитил меня, пусть даже его защита, вписываясь в правила этого места, и напоминала унизительную кару. А от того, что он мертв, моя гордость испытала облегчение – ведь умер тот, кто заставил меня пройти через унижения, в том числе и публичные. Однако одновременно с тем я испытала так же искреннюю жалость к этому мужчине, который сумел стать для меня кем-то.

Но обе эти эмоции не шли ни в какое сравнение с третьей: страхом. Страхом от понимания того, что меня ждет. И, собственно, начнется уже через несколько секунд! Прямо здесь с меня сорвут одежду и начнут насиловать всей тюрьмой. Это будет продолжаться долго – до самого отбоя. А потом и утром, до обеденной кормежки, и даже после нее, закончится лишь перед вечерней. Возможно, после этого кто-то голышом швырнет меня в камеру, где я проваляюсь овощем до тех пор, пока не приду в отдаленное подобие сознания и не смогу дойти до мастерской, где начну сшивать в одно целое куски моей тюремной формы. И, естественно, регулярно терпеть изнасилования каждый раз, когда любому из заключенных придет в голову позабавиться со мной.

Интересно, я все еще надеюсь выйти на убийц Арона?

Эта последняя мысль показалась мне настолько дикой, абсурдной психоделической сказкой, что я, наверное, нервно засмеялась бы, не задеревеней мышцы моего лица от сковавшего меня страха.

Резко – словно дикое животное, выпрыгнувшее из засады на охоте – один из заключенных сделал выпад рукой и ухватился за мое плечо…

Как вдруг раздался хлопок, за которым последовало сдавленное шипение. Хлопок, вырванный ударом контурного хлыста по вцепившейся в меня руке. Пальцы мужчины тут же разжались, и он, вместе со всеми остальными заключенными, с непониманием и ужасом смотрел на Альдена Шнейра, стоящего возле меня, словно каменная статуя.

– У некоторых здесь, как я погляжу, слишком загребущие лапы, – проговорил главный надзиратель с холодным безразличием.

Отскочив назад с опасением и агрессивным непониманием, заключенный замер на месте, бросая растерянные взгляды то на меня, то на мужчину в черном кителе, отделанном серебряным кантом.

– Видимо, какому-то куску дерьма совсем надоело влачить существование, обладая обеими руками, и он очень захотел, чтобы я лично ему их ампутировал. Без наркоза. В противном случае, не вижу никаких других причин, по которым всякий мусор внезапно возомнил себе, будто у него есть право прикасаться к моей собственности.

Никто из заключенных так и не рискнул переспросить Шнейра, действительно ли он решил присвоить меня себе, и когда. В конце концов, тело моего предыдущего хозяина еще даже не отправили после вскрытия в тюремный крематорий. И то, что у меня так быстро и внезапно нашелся новый, наталкивало всех на мысль: что же во мне такого особенного? В том числе и меня саму. Ладно, допустим, у Джена еще была причина – по какому-то странному стечению обстоятельств (хотя стечению ли?) он оказался моим бывшим одноклассником, который любил меня всю жизнь. Но какая причина у Альдена Шнейра? Ибо если и он окажется, например, каким-то моим бывшим одногруппником из детского сада, который пообещал любить меня до старости, и не забыл своих слов за долгие годы… Да черт, по сравнению с этим издевательством, даже мыльные оперы для домохозяек покажутся адекватными и правдоподобными!

– Шлюха, чего ушами хлопаешь? – неожиданно услышала я строгий голос, заставивший меня вздрогнуть.

– Никто не разрешал тебе «чтокать», – скривившись, словно от кислого лимона, бросил надзиратель, неожиданно ударив меня по бедру контурным хлыстом. – Не забывайся. Когда до тебя дойдет, как правильно разговаривать с тем, кому ты принадлежишь, твоя жизнь станет немного легче… возможно. Так что ты должна сказать?

– Простите… мой господин, – сбиваясь от дрожи, проговорила я онемевшими губами. – Чего вы желаете?

– Иди за мной. Уже скоро отбой, моя смена тоже заканчивается. Помоешь свою грязную задницу в отдельной душевой. А потом пожрешь то, что тебе принесут – я не хочу возиться с твоей тушей лишний раз, если от недоедания ты грохнешься в обморок во время моих развлечений. Уяснила?

– Да, мой господин, – прошептала я как можно более покорно, при этом не забыв склонить голову… и с силой сжимая кулаки за спиной.

– Вот и молодец, шлюха, – сказал надзиратель, проведя кончиком хлыста по моей шее и остановившись на подбородке. – Тогда не стой тут столбом.

Развернувшись с армейской выправкой, Альден Шнейр зашагал к выходу из зала. Я же, едва не споткнувшись от волнения на ровном месте, поспешила последовать за ним. И всеми силами старалась не обращать внимания на растерянные и злобные взгляды заключенных, от которых снова ускользнула желанная из-за своей недосягаемости добыча. Только вот… интересно, а долго ли я еще буду наслаждаться этой своей «недосягаемостью»? И главное, чем мне за нее придется расплачиваться теперь?

Ольга Михаль