Самолет к 7 конструктора калинина

Обновлено: 02.05.2024

К началу 30-х годов авиационное конструкторское бюро, возглавляемое К. А. Калининым, представляло собой вполне сформировавшийся коллектив, способный решать абсолютно новые, даже неожиданные задачи в самолетостроении. Так, в плане работ КБ на 1929-1930 годы значилось задание на постройку трехмоторного пассажирского самолета К-7 (называемого также "К-тяжелый") под немецкие двигатели БМВ "Хорнет" в 500 л. с. Он предусматривал перевозку 22 пассажиров с багажом. Модель этой машины исследовалась в аэродинамической трубе ЦАГИ еще в сентябре 1928 года, а в марте следующего проект был утвержден в научно-техническом комитете ВВС. Однако от производства машины отказались, и в дальнейшем индекс К-7 присвоили трансконтинентальному самолету, который начали проектировать в 1928 году. "Идея сконструировать самолет К-7,- писал позже К. А. Калинин,- у меня зародилась давно, еще в 1925 году. В 1929 году я сформулировал свой проект, который после двух лет доработки начал осуществляться. При создании новых больших машин новые пути ведут в сторону новых схем самолетов, в сторону использования крыла для размещения грузов. Это значит, что пути идут к летающему крылу, которое и есть идеальный самолет. Чтобы совершить переход к летающему крылу, возникла необходимость построить машину по принципу "все в крыле".

Первоначально проектировался цельнодеревянный самолет с пятилонжеронным крылом. Но из этого ничего не получалось - не хватало запаса прочности, поэтому после долгих споров Калинин решил перейти на цельнометаллическую сварную конструкцию с трехлонжеронным крылом.

К-7 представлял собой гигантское эллиптическое крыло толстого профиля размахом 53 м и площадью 452 м2, от которого шли две хвостовые балки трехгранного сечения, несущие хвостовое горизонтальное и вертикальное оперения с механизмом для поворота. Крыло имело спрямленный центроплан шириной 6 м, длиной 10,6 м и высотой 2,33 м, где располагались помещения для людей и грузов. К центроплану стыковались эллиптические в плане консоли, в которых конструкторы разместили 14 цистерн с топливом. Центроплан обшивался дюралюминием, консоли - полотном. Расчеты предполагали установку в крыле трех лонжеронов. Но столь мощных труб для пояса лонжеронов не нашлось, поэтому полки среднего лонжерона выполнялись из двух параллельно расположенных и скрепленных сварной косынкой труб. Нервюры крыла - стальные, из труб со стойками и раскосами. По оси самолета вперед выступала рубка, где размещались два пилота, штурман, радист и старший механик. Остальные семь членов экипажа находились в других отсеках самолета и переговаривались между собой по внутреннему телефону.

Первоначально самолет рассчитывался под шесть двигателей БМВ, но затем было принято решение установить отечественные АМ-34. В процессе работы из-за малой тяги шести основных двигателей водяного охлаждения Калинин пошел на вынужденную меру: ему пришлось установить седьмой толкающий двигатель на задней кромке крыла между хвостовыми балками. Конструктор понимал, что этот двигатель существенно повысит турбулентность воздушного потока, что, в свою очередь, может вызвать вибрацию всей конструкции. Но другого выхода у него не было. Ведь двигатели АМ-34 тогда еще не имели редукторов и развивали мощность всего в 750 л. с. От заднего лонжерона крыла к хвосту шли треугольные балки ферменного типа с дутиками, предохранявшими самолет от случайного касания земли. Оригинальная конструкция шасси позволяла иметь самолету горизонтальное стояночное положение. Шасси состояло из двух широко разнесенных тележек ферменной конструкции с масляно-воздушной амортизацией колес, впервые примененной в отечественной практике для тяжелых машин. Также впервые на самолетах подобного класса использовали и колеса баллонного типа "Гудьир". Наша промышленность таких колес не выпускала, и в дальнейшем необходимо было их специальное изготовление. Тележки шасси имели по три колеса и были оборудованы обтекателями - "штанами" из листового металла, причем в левой размещалась входная дверь и лестница в крыло.

Еще в период проектирования К-7 стало ясно, что летчику будет трудно управлять столь большим самолетом из-за возникновения огромных сил, действующих на рули. Первоначально для уменьшения нагрузки в системе управления самолетом К. А. Калинин предложил очень перспективное решение, нашедшее затем в авиации самое широкое применение - установить на самолете электроусилители (бустеры). Был заключен договор с одним московским электротехническим институтом, который обязался изготовить новую систему. Но с заданием разработчики не справились, и поэтому пришлось снабдить рули и элероны К-7 серворулями, вынесенными на легких балочках.

Теоретические работы по вопросам управления тяжелым самолетом с помощью серворулей решила группа аэродинамиков во главе с Н. Ф. Фрейманом. В аэродинамической трубе ЦАГИ было совершено более 300 продувок, а в 1932 году серворули испытали в воздухе на переоборудованном в летающую лабораторию самолете К-5. Действовали они безукоризненно, и их рекомендовали для установки на К-7.

Смелым решением Калинина можно считать и использование для каркаса хромомолибденовых труб, впервые применявшихся в нашей стране. Расчетами каркаса руководил профессор А. С. Балинский - видный ученый в области сопротивления материалов. Но все же самолет оказался перетяжеленным еще в проекте, так как расчеты приходилось вести не на закаленные детали, а на обожженные после сварки, что, естественно, увеличивало вес планера. Одновременно с проектированием самолета было налажено и изготовление цельнотянутых хромомолибденовых стальных труб на Днепропетровском металлургическом заводе имени Ленина. Ранее подобные трубы закупались в Швеции, и только для одного К-7 их надо было бы приобрести на 100 тысяч рублей золотом! Как отмечала в 1932 году комиссия ЦАГИ, самолет К-7 уже потому крупный шаг вперед в самолетостроении, что "своим появлением разрешает внедрение в СССР хромомолибденовых труб".

Много сил и труда в работу над К-7 вложила бригада вооружений, возглавляемая Д. И. Григоровым. Военный вариант самолета представлял собой настоящую "летающую крепость", которая появилась на девять лет раньше американского "Боинга" Б-17. Оборонительное вооружение калининского гиганта предполагалось довести до 12 огневых гнезд (8 пушек калибра 20 мм и 8 пулеметов калибра 7,62 мм). Для доставки стрелков к двум хвостовым пулеметам была даже сконструирована специальная электротележка, передвигавшаяся по тросам внутри хвостовой балки. В смысле обороны самолет практически не имел "мертвых зон", причем любую точку простреливало как минимум три стрелка, что повышало надежность его защиты. Бомбардировочное оборудование размещалось в крыле, а для облегчения веса балки бомбодержателей включили в несущую конструкцию крыла. Запас бомб колебался в зависимости от дальности полета от 9,9 т до 16,6 т. Использование подвесных баков гарантировало дальность полета в 2400 км с бомбонагрузкой в 6 т. Десантный вариант самолета рассчитывался на 112 парашютистов. Рассматривались возможности транспортировки между тележкой шасси танка весом 8,4 т или другой сбрасываемой техники на парашютах.

Технический проект самолета был завершен в начале 1932 года. Во дворе Харьковского авиазавода соорудили деревянный макет центральной части будущей машины в натуральную величину. Так как размеры самолета не позволяли его монтаж в имевшихся цехах, был заложен новый сборочный цех. В ноябре 1932 года там приступили к строительству опытного образца машины, завершив его в рекордный срок - всего за девять месяцев.

В начале августа 1933 года самолет вывели на взлетную полосу аэродрома. Его летчиком-испытателем назначили М. А. Снегирева, дублером - А. Н. Грацианского. При первом запуске всех двигателей обнаружилась вибрация различных частей самолета; последние пришлось усиливать. После этого 19 августа М. А. Снегирев совершил на К-7 подлет по прямой на высоте 5 метров в течение нескольких секунд. Подлет выявил новые неприятности - рули самолета начинали вибрировать с большой амплитудой (до одного метра). За несколько дней хвостовое оперение машины было изменено - оно стало бипланным, кили соединили дополнительной горизонтальной поверхностью - "стабилитроном". Серворули с вертикального оперения сняли, а на горизонтальном установили их вплотную к рулям.

Накануне первого полета в Харьков прилетел начальник Главного управления авиационной промышленности П. И. Баранов в сопровождении летчика-испытателя М. М. Громова. К шести часам утра 21 августа 1933 года К-7 стоял на старте с работающими двигателями. Была неплохая летная погода, хотя тучи и застилали аэродром легкой дымкой. Экипаж из семи человек занял свои места. И, как всегда, в последний момент в кресло второго пилота сел сам Калинин.

Совершив предварительно несколько пробежек, самолет плавно оторвался от земли. Как потом рассказывал М. А. Снегирев, "машина в воздухе хорошо слушалась рулей. Управлять ею было легко. Даже не верилось. Слегка потянешь штурвал - и машина сразу отвечает!" К-7, сделав над Харьковом круг, через 14 минут мягко приземлился на заводском аэродроме. После доклада летчика П. И. Баранов объявил М. А. Снегиреву благодарность, а К. А. Калинину - символический выговор за самовольный вылет на опытной машине.

В последующих полетах выяснилось, что, хотя вертикальная тряска за счет новой конструкции оперения пропала, горизонтальная все же сохранилась. Однако М. А. Снегирев, используя свой богатый опыт испытателя, нашел способ ее гашения, меняя режимы работы двигателей. Продолжавшиеся испытания показали неплохие летные качества самолета. Завершающий испытательный полет назначили на 20 ноября, после чего К-7 должен был улететь в Москву. Необходимо было определить максимальную скорость машины у земли, на мерной базе. Этот десятый по счету полет прошел успешно, однако из-за ошибки экспериментаторов на земле замеры не получились.

Для повторного определения скорости на мерной базе отправились заместители К. А. Калинина - А. Т. Руденко и А. С. Балинский. Полет был назначен на день отдыха - 21 ноября, До этого К-7 уже успел налетать свыше 5 часов в воздухе. Задание предусматривало после взлета и набора высоты 1000 метров полет к мерному километру, над которым надо было снизиться до высоты 100 метров и трижды пройти расчетную базу с максимальной скоростью. В два часа дня К-7 с 20 членами испытательной бригады на борту вылетел на мерный километр. Здесь стоит привести воспоминания Д. А. Чебышева - одного из инженеров, участвовавшего в испытаниях: "В назначенное время К-7 пролетел над нами, летчик определил, что мы готовы к измерениям, и повел самолет в зону, где набрал скорость и опять пошел к нам. Не долетев до нас 3-4 км, вдруг неожиданно машина резко пошла к земле под углом 30-40° с максимальной скоростью. Удар о землю снес шасси. Самолет подпрыгнул и с работающими двигателями врезался в землю. Начался пожар".

А вот что вспоминал один из пяти оставшихся в живых после катастрофы самолета членов экипажа, П. И. Семеренько: "При заходе за мерный километр Снегирев дал полный газ. Возникла вибрация хвостовых ферм. Ударов я насчитал 15-20. И вдруг к звуку гудения моторов присоединился звук разрыва нижнего лонжерона левой хвостовой балки. Разошедшиеся концы лонжерона защемили управление рулем высоты, и К-7 из снижения уже выйти не мог. В памяти отмечаю вибрацию, на глаз замеряю угол пикирования, повторяю вслух градусы. У земли машина дает левый крен. Жду конца. Рули высоты no-прежнему неподвижны. Удар. "

Рабочие и инженеры тяжело переживали гибель своего детища и 15 членов экипажа. Калинин из-за болезни сердца на два месяца вышел из строя. Но катастрофа не подорвала веру коллектива в свои силы и способности. Для расследования причин аварии было организовано несколько компетентных комиссий, в которых участвовали самые видные авиационные специалисты страны. Выводы предполагали, что источником вибрации являлись серворули при некоторых режимах работы седьмого двигателя. Но эту причину документально подтвердить не удалось. И только несколько лет спустя М. В. Келдыш нашел выход в борьбе с флаттером - необходима весовая балансировка pyлей. Но тогда этого еще не знали.

Рассмотрев выводы специалисты не обнаруживших никаких ошибок расчетах и конструкции самолета решением начальника ГУАП Калинину поручили в срочном порядке приступить к строительству двух (пассажирский и военный) вариантов К-7 со сроком их вывода в 1935 году. А для их изготовления КБ А. Калинина получило новую и производственную базу - Воронежский авиационный завод.

Изменившиеся взгляды руководства отечественной авиации на строительство крупных самолетов не позволили коллективу завершить paботы над К-7. Самолеты были законсервированы, причем один из них был готов наполовину. Самолет К-7 вошел в историю мировой авиации как смелый шаг, поскольку подобных самолетов в то время не существовало ни в одной стране мира. Они появились лишь в ходе рой мировой войны, показав, насколько дальновиден был замысел выдающегося советского авиаконструктора Константина Алексеевича Калинина его соратников.

История самолета начинается в 1925 году, с идеи создания трансконтинентального самолета конструктором К.Калининым. Именно тогда начинаются его собственные наработки по данному самолету. Осуществить мечту в проекте он смог только через три года, когда его конструкторское бюро разрабатывало 3-х моторный тяжелый пассажирский самолет К-7. На него должны были установить германские двигатели от БМВ в 500 л.с. «Хорнет». Назначение самолета - перевозка более 20 пассажиров со своим багажом. В 1928 году начались исследования уменьшенной модели самолета в аэродинамической трубе. В 1929 году готовый проект утверждают в НТК военно-воздушных сил. Но создавать данную машину руководство отказалось, и название К-7 перешло к разрабатываемому трансконтинентальному самолету. Создание такого самолета приводит конструктора к идее создания крыла, в котором будет размещено все – и пассажиры, и грузы.

Сначала в планах было построение цельнодеревянного самолета с 5-ти лонжеронным крылом. Но построить его не получалось – не хватало прочности у материала конструкции. После некоторого размышления над проектом, К.Калинин меняет деревянную конструкцию проектируемого самолета на сварную цельнометаллическую с 3-х лонжеронным крылом. К-7 получился гигантским эллиптическим крылом плотного профиля, размах которого составлял почти 53 метра с площадью в 452 квадратных метра. От него отходили 2 хвостовые балки 3-х гранного сечения, которые несли вертикальное и горизонтальное хвостовое оперение и поворотный механизм. Само крыло обладало спрямленным центропланом, где собственно и были расположены места для пассажиров и грузов. К нему стыковали эллиптические в плане консоли, где разместился топливный запас – 14 цистерн. Центроплан обшит дюралюминием, а консоли - полотном. По проекту крыло должно было иметь три лонжерона, но так как носителей под них не нашлось, средний лонжерон выполнили из двух параллельных труб, сваренных между собой косынкой. Нервюры у крыла планировались стальными. По оси авиамашины вперед расположили кбаину с двумя пилотами, штурманом, радистом и механиком. Остальной экипаж располагался в отсеке самолета, связь поддерживалась по внутренней телефонной линии.

По проекту К.Калинина, самолет должен был получить 6 германских двигателей от БМВ, но в итоге взяли отечественные АМ-34. Из-за небольшой тяги основных двигателей К.Калинину приходится устанавливать на заднюю кромку крыла дополнительный седьмой двигатель. Он понимал, что такое решение увеличит турбулентность, и это может привести к вибрации самолета. Но выхода не было – двигатели АМ-34 были без редукторов и обеспечивали мощность 750 л.с. От последнего лонжерона крыла к хвостовой части идут ферменные балки треугольного сечения с дутиками, которые предохраняют конструкцию от случайных касаний земли. Собственная разработка конструкции шасси обеспечила самолету К-7 стояночное горизонтальное положение. Оно состояло из 2-х разнесенных тележек, в которых впервые был применен метод масляно-воздушной амортизации колес для тяжелых авиамашин. Впервые в Советском Союзе устанавливают на самолет баллонные колеса «Гудьир». Каждая тележка имела по 3 колеса с обтекателями из металлических листов, в левой тележке была оборудована дверь для пассажиров и экипажа с лестницей в крыло.

К.Калинин понимал, как трудно будет управлять пилоту такой машиной, поэтому предложил использовать для управления электроусилители, которые стали в дальнейшем широко использовать в самолетостроение и получившие название – бустеры. КБ заключает договор на изготовку таких бустеров с отечественным институтом электротехники, но в институте не справились с данным заказом. Вместо электроусилителей пришлось устанавливать серворули, которые установили на легких балках.

Еще одна идея К.Калинина – для создания каркаса самолета применить хромомолибденовые трубы. Это был первый случай применения таких труб в нашей стране. Хромомолибденовые трубы в нашей стране не производились, а закупать за рубежом было очень и очень дорого. Данный самолет своим появлением дал толчок всему отечественному самолетостроению – хромомолибденовые трубы начал изготавливать и выпускать металлургический завод в Днепропетровске. Но все же применение хромомолибденовых труб не вывело проект в фазу готовности – самолет все равно получался перетяжеленным, и КБ продолжало искать пути решения данной проблемы.

"Калинин – 7" разрабатывался как самолет многоцелевого назначения. Мог быть как пассажирского так и военного назначения. Как гражданский вариант в стандартном исполнении - должен был обеспечить перелет 128 человек на дальность около 5 тысяч километров. Как люкс вариант – обеспечивал перелет 64 человек, причем места для пассажиров были выполнены спального типа. В крыле расположили 2-х ярусные кабины, по восемь человек в каждой. Кроме этого, на борту имелись кают-компания, кухня и буфет. Самолет имел для удобства пассажиров окна-иллюминаторы. Механики из экипажа самолета могли легко пройти к любому из работающих двигателей в полете. Как военный вариант – это был бы настоящий летающий левиафан. Предполагаемое вооружение – 12 огневых точек, в которых установлены восемь 20-мм орудий и восемь 7.62-мм пулеметов. Для быстрого перемещения стрелков в хвост машины, где по проекту установлены 2 огневые точки, сконструировали электрическую спецтележку. Огневые позиции самолета установлены так, что мертвых зон у него не было – любая точка простреливалась минимум с трех позиций. Бомбовое отделение включено в несущую часть конструкции самолета. Вес бомбового запаса – минимум 9 тонн, максимум 16 тонн. При полезной нагрузке в 6 000 килограмм и дополнительными баками с топливом, рассчётная дальность полёта военного К-7 составляла 2.5 тысячи километров. Кроме того, рассматривались и другие варианты К-7 для вооруженных сил: транспортно-десантный самолет, вмещающий 112 парашютистов, транспортный самолет для перевозки одного танка между стоек шасси, массой до 8.5 тонн или другой военной техники для перевозки или десантирования.

Техпроект конструкторское бюро закончило разрабатывать в 1932 году. Начинается создания макета К-7 в масштабе 1:1. Из-за крупных габаритов для создания опытного образца строят отдельный цех - в стандартных цехах не было возможности собрать такой самолет. Опытный образец создается в рекордно короткие сроки – менее чем за 270 дней. В конце 1933 года К-7 был впервые выведен на ВПП. Первый пуск двигателей и обнаруживается первая недоработка – некоторые части конструкции самолета начинают вибрировать. Проводятся работы по усилению конструкции для уменьшения действия вибрации. Новая попытка взлета происходит через пару недель – самолет совершает подлет в течение малого отрезка времени на высоте до пяти метров. Выявили большую амплитуду вибрации руля – начинается переделка хвостового оперения. Через несколько дней К-7 получил бипланное хвостовое оперение, стабилитрон, соединивший хвостовые кили. Вертикальное оперение лишилось серворулей, а на горизонтальном оперении их сдвинули к рулям управления.

Первый испытательный полет состоялся 21 августа 1933 года. Экипаж самолета – семь человек, расположился на штатных местах, сам К.Калинин сел в кресло 2-го пилота. Прогрев основательно двигатели, и сделав пару пробежек по ВПП, самолет поднялся в небо. В небе самолет находился 14 минут, успев за это время сделать круг над Харьковом. Машина хорошо слушалась управления, правильно реагировала на легкие движения руля. Остальные полеты подтвердили первые впечатления, единственное, что обращало на себя внимание – небольшая горизонтальная вибрация. Но опытные пилоты подобрали нужные режимы работы двигателей и свели ее к минимуму. Предпоследний, десятый испытательный полет состоялся 20 ноября 1933 года. Основное задание на полет - замер максимальной скорости. Полет самолета прошел нормально, но скорость правильно замерить не смогли – ошиблись наземные исполнители. На следующий день назначили повторный испытательный полет для замеров скоростей. На тот момент самолет в общей сложности налетал более пяти часов. Все обнаруженные недостатки были устранены. Задание на полет:
- набор мерной высоты – один километр;
- подлет до мерного километра над ВПП;
- снижение до ста метров;
- совершить три пролета мерной дистанции на максимально возможной скорости.

В этом полете на борту самолета находилось 20 человек – экипаж и испытательная бригада. Самолет совершил взлет, набрал высоту и вышел на мерную дистанцию. Совершив пролет над наземной командой и определив с высоты готовность к замерам, пилоты пошли на старт мерного километра. После разворота пилоты начали набор скорости. И тут случилось непредвиденное. Не долетев до дистанции несколько километров, самолет внезапно стал падать под углом в 40 градусов. При ударе о землю у самолета сносит шасси, и он врезается работающими двигателями в землю. Опытный образец загорается. В живых после катастрофы осталось только пять человек. Как стало позже известно со слов выживших – из-за стремительного набора максимальной скорости началась вибрация хвостовой части конструкции. Рвется нижний лонжерон левой хвостовой балки. Оторвавшиеся куски лонжерона блокируют руль высоты, и вывести из падения самолет было невозможно. В ходе проведения официального расследования, была выдвинута версия, что вибрацию могли вызвать серворули от скоростных режимов работы двигателей, но заключение специалистов однозначно – расчеты и конструкция не содержали ошибок. Только через несколько лет, для борьбы с флаттером создали весовую балансировку рулей.

КБ под руководством К.Калинина получает заказ на срочное строительство двух машин – гражданского и военного назначения. Срок выполнения заказа 1935 год. Производитель – авиационный завод в Воронеже. Но быстроменяющиеся взгляды высших руководителей поставили крест на строительстве трансконтинентального самолета К-7. Производство останавливают, самолеты консервируют, один из них был к тому времени наполовину построен. Данный самолет вошел в историю авиации как первый самолет трансконтинентального назначения, ведь самолет подобного типа появился только через десятилетие, в ходе Второй мировой войны.

Основные характеристики:
- длина 28 метров;
- вес пустой/взлетный 21/40 тонн;
- ДУ – семь АМ-34;
- скорость 200/230 км/ч;
- дальность полета 1 тыс.км;
- высотный потолок 5.5 километров.

Однако от производства машины отказались, и в дальнейшем индекс К-7 присвоили трансконтинентальному самолету, который начали проектировать в 1928 году. «Идея сконструировать самолет К-7, - писал позже К. А. Калинин, - у меня зародилась давно, еще в 1925 году. В 1929 году я сформулировал свой проект, который после двух лет доработки начал осуществляться. При создании новых больших машин новые пути ведут в сторону новых схем самолетов, в сторону использования крыла для размещения грузов. Это значит, что пути идут к летающему крылу, которое и есть идеальный самолет. Чтобы совершить переход к летающему крылу, возникла необходимость построить машину по принципу «все в крыле».

По оси самолета вперед выступала рубка, где размещались два пилота, штурман, радист и старший механик. Остальные семь членов экипажа находились в других отсеках самолета и переговаривались между собой по внутреннему телефону.

От заднего лонжерона крыла к хвосту шли треугольные балки ферменного типа с дутиками, предохранявшими самолет от случайного касания земли.

Оригинальная конструкция шасси позволяла иметь самолету горизонтальное стояночное положение. Шасси состояло из двух широко разнесенных тележек ферменной конструкции с масляно-воздушной амортизацией колес, впервые примененной в отечественной практике для тяжелых машин. Также впервые на самолетах подобного класса использовали и колеса баллонного типа «Гудьир». Наша промышленность таких колес не выпускала, и в дальнейшем необходимо было их специальное изготовление.

Тележки шасси имели по три колеса и были оборудованы обтекателями - «штанами» из листового металла, причем в левой размещалась входная дверь и лестница в крыло.

Еще в период проектирования К-7 стало ясно, что летчику будет трудно управлять столь большим самолетом из-за возникновения огромных сил, действующих на рули. Первоначально для уменьшения нагрузки в системе управления самолетом К. А. Калинин предложил очень перспективное решение, нашедшее затем в авиации самое широкое применение, - установить на самолете электроусилители (бустеры). Был заключен договор с одним московским электротехническим институтом, который обязался изготовить новую систему. Но с заданием разработчики не справились, и поэтому пришлось снабдить рули и элероны К-7 серворулями, вынесенными на легких балочках.

Одновременно с проектированием самолета было налажено и изготовление цельнотянутых хромомолибденовых стальных труб на Днепропетровском металлургическом заводе имени Ленина. Ранее подобные трубы закупались в Швеции, и только для одного К-7 их надо было бы приобрести на 100 тысяч рублей золотом! Как отмечала в 1932 году комиссия ЦАГИ, самолет К-7 уже потому крупный шаг вперед в самолетостроении, что «своим появлением разрешает внедрение в СССР хромомолибденовых труб».

Много сил и труда в работу над К-7 вложила бригада вооружений, возглавляемая Д. И. Григоровым. Военный вариант самолета представлял собой настоящую «летающую крепость», которая появилась на девять лет раньше американского «Боинга» Б-17. Оборонительное вооружение калининского гиганта предполагалось довести до 12 огневых гнезд (8 пушек калибра 20 мм и 8 пулеметов калибра 7,62 мм). Для доставки стрелков к двум хвостовым пулеметам была даже сконструирована специальная электротележка, передвигавшаяся по тросам внутри хвостовой балки. В смысле обороны самолет практически не имел «мертвых зон», причем любую точку простреливало как минимум три стрелка, что повышало надежность его защиты.

Бомбардировочное оборудование размещалось в крыле, а для облегчения веса балки бомбодержателей включили в несущую конструкцию крыла. Запас бомб колебался в зависимости от дальности полета от 9,9 т до 16,6 т. Использование подвесных баков гарантировало дальность полета в 2400 км с бомбонагрузкой в 6 т.

Десантный вариант самолета рассчитывался на 112 парашютистов. Рассматривались возможности транспортировки между тележкой шасси танка весом 8,4 т или другой сбрасываемой техники на парашютах.

В начале августа 1933 года самолет вывели на взлетную полосу аэродрома. Его летчиком-испытателем назначили М. А. Снегирева, дублером - А. Н. Грацианского. При первом запуске всех двигателей обнаружилась вибрация различных частей самолета; последние пришлось усиливать. После этого 19 августа М. А. Снегирев совершил на К-7 подлет по прямой на высоте 5 метров в течение нескольких секунд. Подлет выявил новые неприятности - рули самолета начинали вибрировать с большой амплитудой (до одного метра). За несколько дней хвостовое оперение машины было изменено - оно стало бипланным, кили соединили дополнительной горизонтальной поверхностью - «стабилитроном». Серворули с вертикального оперения сняли, а на горизонтальном установили их вплотную к рулям.

К-7, сделав над Харьковом круг, через 14 минут мягко приземлился на заводском аэродроме. После доклада летчика П. И. Баранов объявил М. А. Снегиреву благодарность, а К. А. Калинину - символический выговор за самовольный вылет на опытной машине.

Продолжавшиеся испытания показали неплохие летные качества самолета. Завершающий испытательный полет назначили на 20 ноября, после чего К-7 должен был улететь в Москву. Необходимо было определить максимальную скорость машины у земли, на мерной базе. Этот десятый по счету полет прошел успешно, однако из-за ошибки экспериментаторов на земле замеры не получились.

Для повторного определения скорости на мерной базе отправились заместители К. А. Калинина - А. Т. Руденко и А. С. Балинский. Полет был назначен на день отдыха - 21 ноября. До этого К-7 уже успел налетать свыше 5 часов в воздухе. Задание предусматривало после взлета и набора высоты 1000 метров полет к мерному километру, над которым надо было снизиться, до высоты 100 метров и трижды пройти расчетную базу с максимальной скоростью.

В два часа дня К-7 с 20 членами испытательной бригады на борту вылетел на мерный километр. Здесь стоит привести воспоминания Д. А. Чебышева - одного из инженеров, участвовавшего в испытаниях: «В назначенное время К-7 пролетел над нами, летчик определил, что мы готовы к измерениям, и повел самолет в зону, где набрал скорость и опять пошел к нам. Не долетев до нас 3-4 км, вдруг неожиданно машина резко пошла к земле под углом 30-40° с максимальной скоростью. Удар о землю снес шасси. Самолет подпрыгнул и с работающими двигателями врезался в землю. Начался пожар».

А вот что вспоминал один из пяти оставшихся в живых после катастрофы самолета членов экипажа, П. И. Семеренько: «При заходе за мерный километр Снегирев дал полный газ. Возникла вибрация хвостовых ферм. Ударов я насчитал 15-20. И вдруг к звуку гудения моторов присоединился звук разрыва нижнего лонжерона левой хвостовой балки. Разошедшиеся концы лонжерона защемили управление рулем высоты, и К-7 из снижения уже выйти не мог. В памяти отмечаю вибрацию, на глаз замеряю угол пикирования, повторяю вслух градусы. У земли машина дает левый крен. Жду конца. Рули высоты по-прежнему неподвижны. Удар. »

Рабочие и инженеры тяжело переживали гибель своего детища и 15 членов экипажа. Калинин из-за болезни сердца на два месяца вышел из строя.

Но катастрофа не подорвала веру коллектива в свои силы и способности. Для расследования причин аварии было организовано несколько компетентных комиссий, в которых участвовали самые видные авиационные специалисты страны. Выводы предполагали, что источником вибрации являлись серворули при некоторых режимах работы седьмого двигателя. Но эту причину документально подтвердить не удалось. И только несколько лет спустя М. В. Келдыш нашел выход в борьбе с флаттером - необходима весовая балансировка рулей. Но тогда этого еще не знали.

Рассмотрев выводы специалистов, не обнаруживших никаких ошибок в расчетах и конструкции самолета, решением начальника ГУАП Калинину поручили в срочном порядке приступить к строительству двух новых (пассажирский и военный) вариантов К-7 со -сроком их вывода в начале 1935 года. А для их изготовления КБ К. А. Калинина получило новую производственную базу - Воронежский авиационный завод.

Изменившиеся взгляды руководства отечественной авиации на строительство крупных самолетов не позволили коллективу завершить работу над К-7. Самолеты были законсервированы, причем один из них был готов наполовину. И хотя еще неоднократно Калинин пытался доказать нужность машины подобного типа, противоборство своему проекту ему сломить не удалось.

Самолет К-7 вошел в историю мировой авиации как смелый шаг, поскольку подобных самолетов в то время не существовало ни в одной стране мира. Они появились лишь в ходе второй мировой войны, показав, насколько дальновиден был замысел выдающегося советского авиаконструктора Константина Алексеевича Калинина и его соратников.

Прекрасно понимая ситуацию, Калинин пошел своим, новаторским путем. Прежде всего, он отказался от фюзеляжа, разместив все грузы, включая бомбы в боевом самолете и пассажиров в авиалайнере, в крыле, вдоль его размаха. При этом существенно возрастала весовая отдача — отношение веса полезной нагрузки к взлетному. Одновременно снижение омываемой воздушным потоком поверхности самолета из-за отсутствия фюзеляжа сулило увеличение его скорости.
Самолет позволял свободно подвешивать под центропланом не только бомбы, но и крупногабаритные грузы (автомобили, артиллерийские орудия и легкие танки), а также десантировать людей без опасения попадания парашюта на хвостовое оперение.

Исследования, предшествовавшие постройке К-7, затянулись на несколько лет, поскольку задач, стоявших перед его создателями, было немало. Взять, например, управление гигантским кораблем. Туполев и в этом вопросе пошел по проторенному пути. Не мудрствуя лукаво, он применил для снятия нагрузок с рулей и элеронов все те же полиспасты. Калинин же поступил иначе, сделав ставку на серворули — небольшие аэродинамические поверхности, расположенные на элеронах, рулях высоты и поворота. Летчик прикладывал небольшие усилия для их отклонения, зато серворулям по силам был поворот огромных управляющих поверхностей самолета. Для проверки этой идеи использовали, пожалуй, первую в СССР летающую лабораторию — переделанный для этой цели пассажирский самолет К-5.

Замысел конструктора окончательно сформировался в 1931 г., причем военные хотели видеть, прежде всего, бомбардировщик, способный в одно мгновение нанести сокрушительный удар по противнику, деморализовав его волю к сопротивлению. В военном варианте удачно располагалось оборонительное вооружение, состоявшее из 4 пушек (видимо, 20-мм «Эрликон», поскольку других не было) и 8 пулеметов калибра 7,62 мм. Они располагались так, что истребители противника всегда попадали под огонь, как минимум, 3 огневых точек. Чем не летающая крепость? Поскольку речь зашла о военном самолете, то в варианте бомбардировщика К-7 рассчитывался на доставку к цели до 16 т бомб. При бомбовой нагрузке 6000 кг его дальность (с дополнительными топливными баками) оценивалась в 2300-2400 км.

Гигант К-7 на заводских испытаниях.

Разработка К-7 и привела к резкому обострению отношений с Туполевым.
«В 1931 г. я сопровождал Калинина, — рассказывал Диодор Иванович, — во время поездки в Москву для встречи с начальником ВВС П.И. Барановым. Утром мы были в приемной в доме № 5 на Варварке. Через несколько минут Константина Алексеевича приглашают в кабинет к Баранову, а навстречу выходит Туполев. Они встретились лицом к лицу. Калинин держал в одной руке портфель с документами, а в другой — прикрытую модель будущего К-7. Они поздоровались, а Туполев с ухмылкой на лице спросил: «С новой машиной?»
После долгого обсуждения со своими инженерами Баранов одобрил проект, обещал поддержку и впоследствии оказывал Калинину значительную помощь».
В это же время под руководством Туполева началась разработка другого гиганта — АНТ-20 «Максим Горький», как и К-7, впоследствии погибшего. Тем не менее, оба самолета правительство решило строить серийно.
Смелым решением Калинина можно считать и использование для каркаса хромомолибденовых труб, впервые применявшихся в нашей стране. Расчетами каркаса руководил профессор А. С. Балинский - видный ученый в области сопротивления материалов. Но все же самолет оказался перетяжеленным еще в проекте, так как расчеты приходилось вести не на закаленные детали, а на обожженные после сварки, что, естественно, увеличивало вес планера.
Одновременно с проектированием самолета было налажено и изготовление цельнотянутых хромомолибденовых стальных труб на Днепропетровском металлургическом заводе имени Ленина. Ранее подобные трубы закупались в Швеции, и только для одного К-7 их надо было бы приобрести на 100 тысяч рублей золотом! Как отмечала в 1932 году комиссия ЦАГИ, самолет К-7 уже потому крупный шаг вперед в самолетостроении, что «своим появлением разрешает внедрение в СССР хромомолибденовых труб».

К-7 проектировался как многоцелевой самолет гражданского и военного применения. Один из пассажирских вариантов предусматривал перевозку 128 пассажиров на расстояние до 5000 км. Другой вариант - «люкс» - предполагал установку в крыле двухъярусных пассажирских кабин по 8 человек в каждой - всего 64 спальных места. В машине располагались комфортабельная кают-компания, буфет, кухня и радиорубка. Конструкция впервые позволяла механикам самолета подходить в полете непосредственно к работающему двигателю, а пассажирам осматривать «пролетающую» местность в окна-иллюминаторы.
Много сил и труда в работу над К-7 вложила бригада вооружений, возглавляемая Д. И. Григоровым. Военный вариант самолета представлял собой настоящую «летающую крепость», которая появилась на девять лет раньше американского «Боинга» Б-17. Оборонительное вооружение калининского гиганта предполагалось довести до 12 огневых гнезд (8 пушек калибра 20 мм и 8 пулеметов калибра 7,62 мм). Для доставки стрелков к двум хвостовым пулеметам была даже сконструирована специальная электротележка, передвигавшаяся по тросам внутри хвостовой балки. В смысле обороны самолет практически не имел «мертвых зон», причем любую точку простреливало как минимум три стрелка, что повышало надежность его защиты.

В начале августа 1933 года самолет вывели на взлетную полосу аэродрома. Его летчиком-испытателем назначили М. А. Снегирева, дублером - А. Н. Грацианского. При первом запуске всех двигателей обнаружилась вибрация различных частей самолета; последние пришлось усиливать. После этого 19 августа М. А. Снегирев совершил на К-7 подлет по прямой на высоте 5 метров в течение нескольких секунд. Подлет выявил новые неприятности - рули самолета начинали вибрировать с большой амплитудой (до одного метра). За несколько дней хвостовое оперение машины было изменено - оно стало бипланным, кили соединили дополнительной горизонтальной поверхностью - «стабилитроном». Серворули с вертикального оперения сняли, а на горизонтальном установили их вплотную к рулям.

Вооружение супербомбовоза К-7 делало его настоящей "летающей крепостью"

Совершив предварительно несколько пробежек, самолет плавно оторвался от земли. Как потом рассказывал М. А. Снегирев, «машина в воздухе хорошо слушалась рулей. Управлять ею было легко. Даже не верилось. Слегка потянешь штурвал - и машина сразу отвечает!»
К-7, сделав над Харьковом круг, через 14 минут мягко приземлился на заводском аэродроме. После доклада летчика П. И. Баранов объявил М. А. Снегиреву благодарность, а К. А. Калинину - символический выговор за самовольный вылет на опытной машине.
В последующих полетах выяснилось, что, хотя вертикальная тряска за счет новой конструкции оперения пропала, горизонтальная все же сохранилась. Однако М. А. Снегирев, используя свой богатый опыт испытателя, нашел способ ее гашения, меняя режимы работы двигателей.

.
После февральского пленума ЦК ВКП(б) 1937 года волна репрессий накрыла оборонную промышленность. В отрасли был подготовлен план мероприятий по «разоблачению и предупреждению вредительства и шпионажа». На заводах, в конструкторских бюро и в научно-исследовательских институтах авиационной промышленности начался большой террор.

1 апреля 1938 года в Воронеже Калинин был арестован. В тюрьме он создал эскиз нового самолета К-15 с треугольным крылом.

22 октября 1938 года, через семь месяцев после ареста, на закрытом судебном заседании Военной коллегии Верховного суда СССР, которое продолжалось 10 минут без защиты и свидетелей, Константин Калинин был обвинён в антисоветской деятельности и шпионаже и приговорён к расстрелу.

В тот же день (по другим источникам — на следующий день, 23 октября 1938 года) в подвале Воронежской тюрьмы НКВД приговор был приведён в исполнение.

Внутри крыла этой махины можно было стоять в полный рост. Высота самолёта оказалась настолько большой, что в Харькове не нашлось ангара для его сборки. В 1933 году предполагали, что гигант будет носить 16 тонн бомб и сможет швыряться ими за тысячу километров. И он даже летал. Но оказался невостребован и в серию не пошёл. Как так получилось? Сейчас расскажем.

Авиаконструктор Константин Калинин долгое время проектировал сравнительно небольшие самолёты. Но видимо, этого ему было мало, потому что в 1930 году у него родился проект грандиозного тяжеловеса. Воплощённый в металле, он стал одним из крупнейших самолётов, построенных в мире в 1930-е годы.

Калинину не давала покоя идея самолёта — «летающего крыла». Инженер искренне верил, что эта прогрессивная схема рано или поздно определит будущее авиации. И всячески стремился этому способствовать. Проект гиганта К-7 бесхвостым не был, но пространство крыла в нём использовалось по полной программе.

Оно было воистину огромным. Мало того, что размах составлял солидные 53 метра, так ещё и площадь достигала полутысячи кв. м. Высота «потолка» внутри крыла достигала двух метров.

План авиаконструктора был прост — создать хороший многоцелевой сверхтяжёлый самолёт, доказать объективную пользу концепции, а дальше продвигать уже бесхвостую схему, полноценное «летающее крыло».

Гигантомания

Двигателей было семь. Вначале хотели обойтись шестью, но потом, чтобы улучшить характеристики, добавили ещё один. Седьмой мотор поместили сзади и оборудовали толкающим винтом — впоследствии это решение стало для машины роковым.

В бомбардировочном варианте предполагалось обильно раскидать по самолёту оборонительное вооружение — аж целых четыре автопушки и восемь пулемётов. Причём к двум хвостовым огневым точкам стрелков должны были доставлять дополнительные боеприпасы две электровагонетки, приводимые в движение лебёдками и тросом.

Экипаж был под стать размерам — 12 человек. Пилотов, как и штурманов, было два. Имелся даже боцман, одновременно выполнявший обязанности фельдшера.

К-7, как и полагается машине-гиганту, был пугающе дорог. Калинин решил набирать каркас из хромомолибденовых труб — материал закупался за валюту и был на вес золота. Это говорило не в пользу машины, но конструктор, видимо, рассчитывал поразить приёмные комиссии другими характеристиками.

С бомбами К-7 так и не летал, но в самых оптимистичных расчётах предполагалось, что он сможет поднимать 16600 кг. Рассчитав поточнее, осетра несколько раз урезали. Так, в феврале 1933-го «потолком» определили 12,3 тонны. Прятать бомбы предполагалось внутри всё того же огромного крыла.

Планировалась и внешняя подвеска, дававшая возможность «таскать» боеприпасы потяжелее — тогда думали только о тонне. Впрочем, для десантников разрабатывались варианты, при которых между тележками шасси помещались самые разнообразные грузы, вплоть до восьмитонного лёгкого танка.

Самих же десантников в полном снаряжении можно было перевозить 112 человек. Или 128 пассажиров — Калинин возлагал и надежды на использование своей машины в народном хозяйстве.

Первую попытку взлететь К-7 совершил 19 августа 1931 года. Неудачно — оперение машины было недостаточно жёстким. Тогда крыло принялись срочно укреплять. Два дня спустя всё было готово, самолёт получил путёвку в воздух. Место второго пилота занимал сам конструктор.

Проблему устранили лишь в сентябре, но за ней следовали новые — одна за другой. Судя по всему, резкий переход Калинина от небольших самолётов к гигантам не прошёл даром. Но переигрывать было поздно — инженер пытался спешно довести машину до ума, доделывая одну неисправность за другой.

Крушение последних надежд

Двадцать первого ноября 1933 года состоялся очередной испытательный полёт — ему предстояло стать последним.

Лётчик решил дать моторам сильную нагрузку — это вызвало вибрацию хвостовых балок. На одной из них лопнул лонжерон — это зажало руль высоты. Видимо, это совпало с попыткой пойти на снижение после звука ломающейся балки, и лишённый управления высотой гигант пошёл вниз. До земли К-7 летел недолго, от удара воспламенилось топливо, и самолёт быстро загорелся. Из 20 человек удалось спасти только пятерых.

Калинина это обескуражило, но не остановило. Он спешно бросился улучшать проект — и в Харькове даже стали делать второй самолёт. Но отношение к К-7 уже было не то — вскоре оно усугубилось катастрофой «Максима Горького» в мае 1935‑го.

Средства выделялись уже не так активно, как раньше, поэтому к апрелю 1936-го вторая машина была готова лишь на 60 процентов. К этому времени авиационное руководство успело окончательно разочароваться в такой притягательной, но нерациональной идее самолётов-гигантов. Второй вариант К-7 так и не был доделан.

Вначале хотели обойтись шестью, но потом, чтобы улучшить характеристики, добавили ещё один.

мощности 6 АМ-34 не хватало тупо

Самая большая проблема данной концепции заключалась в чудовищном аэродинамическом сопротивлении такого толстого крыла, о чём в то время ещё не догадывалась.

Будущее за летающим крылом с паровым мотором на газовом конденсате.

Конструктор очень неоднозначный, за что его в итоге казнили до сих пор не совсем ясно. Истребитель он сделал на свое время весьма крутой, да и стальные самолеты вместо дюралевых при дифиците алюминия имели смысл

Сто пудов конструировали и строили предки сегодняшних пикабушников. Их тоже на большие размеры тянуло

Пилот козёл всё испортил, а конструктору масштабнейший респектос!

Последний день Рихарда Зорге⁠ ⁠

Каким был последний день Рихарда Зорге? Как и во многих других случаях, некоторые мифы, связанные с этим событием (принятие решения о казни в последний момент, повешение на рояльной струне и т. д.), появились много позже и при внимательном изучении не выдерживают никакой критики. Иные (например, что на самом деле сказал Зорге перед смертью) оказываются не просто живучи, а непобедимы. Попробуем понять, откуда взялись те и другие.

13 ступеней

В октябре 1948 года на прилавки японских книжных магазинов поступила новинка — небольшая брошюра «Правда о деле коммунистической шпионской группы Одзаки-Зорге». В общих чертах об этом деле японцам было известно ещё с конца войны — благодаря отдельным публикациям, связанным с расследованием, проводившимся в отношении советской разведгруппы американскими оккупационными властями. По версии профессора Тэцуро Като, сама идея публикации брошюры принадлежала им же: таким образом американская контрразведка якобы пыталась выманить бывшую подругу Зорге Ханако Исии, чей адрес не удавалось установить. Гипотеза весьма сомнительная, но, так или иначе, Ханако брошюру действительно увидела, купила и начала свой «крестный путь» по увековечиванию памяти погибшего возлюбленного. Сама она потом вспоминала, что именно в том издании впервые приводились точные сведения о казни разведчика.

В главе, называющейся «Выкрикнувший с эшафота», говорилось следующее: «7 ноября 1944 года в день годовщины русской революции на эшафоте токийской тюрьмы Сугамо был проведён в исполнение смертный приговор через повешение. Существовало обыкновение приводить смертный приговор в исполнение в 9 часов утра, и в то утро, когда тюремного надзирателя вызвали в одиночную камеру Одзаки (ближайший помощник Зорге, тоже приговорённый к смертной казни. — А.К.), он ожидал, что всё пройдёт быстро, однако по причине подготовки одежды для казни вынужден был прождать около тридцати минут. Первым на эшафот взошёл Одзаки. На нём были хаори с фамильным гербом и хакама (традиционная японская одежда. — А.К.). Сообщалось, что он невозмутимо встретил смерть. Одзаки взошёл на эшафот в 9 часов 33 минуты и через 14 минут испустил дух. Вслед за ним на эшафот поднялся Зорге. Он висел около 18 минут и умер в 10 часов 36 минут. На нём были пиджак без галстука и круглые очки в тонкой оправе.

Одзаки [перед смертью] слабым голосом воскликнул: "Прощайте, прощайте". Вероятно, он прощался с любимыми женой и детьми. Когда же Зорге спросили, о чём он думает в последние минуты жизни, он улыбнулся и трижды повторил по-японски: "Советский Союз. Красная армия. Коммунистическая партия"».

Рассказ о последних словах разведчика воспроизводится в разных вариациях из публикации в публикацию, но источник, судя по всему, один: та самая брошюра или её последующее переиздание (первое раскупили на ура), вышедшее годом позже. Изложенная в нём история выглядит особенно убедительно ещё и потому, что известен её автор. Бывший прокурор, а в 1944 году начальник отдела по идеологическим преступлениям токийского суда и присутствовавший при казни, Тамон Юда недолго сохранял инкогнито и время от времени пересказывал сам себя. В 11 часов утра 23 января 1976 года Ханако Исии встретилась с ним лично — на том самом месте, где погиб её любимый.

Поводом для рандеву стали съёмки телевизионного фильма «Шпион Зорге», в котором Юда выступил в качестве свидетеля тех событий. Исии приехала со съёмочной группой в небольшой парк, разбитый на месте тюрьмы у подножия строящегося тогда небоскрёба Sunshine 60. Там экс-прокурор достал из кармана записную книжку, показал участникам съёмки сделанную карандашом запись от 7 ноября 1944 года и прокомментировал её. По его воспоминаниям, на казни присутствовали пять человек: помимо самого Юда это были начальник тюрьмы Итидзима Сэйити, его заместитель, секретарь прокуратуры, а также тюремный священник.

Юда даже устроил небольшую экскурсию по парку, отметив место, где находилась входная дверь, которая вела к месту казни, и указав маршрут, которым Зорге прошёл до эшафота. Показал, где стоял буддийский алтарь, где находилась камера для исполнения смертных приговоров. Снова подтвердил, что на вопрос: «Не желаете ли вы напоследок что-то сказать?», Зорге спокойно ответил ему по-немецки: "Разрешите мне высказать то, о чём я думаю в последние минуты жизни" и трижды выкрикнул по-японски: "Советский Союз! Красная армия! Коммунистическая партия!"»

Никакой рояльной струны, конечно, не было. Процедура казни, оставшаяся в Японии почти неизменной до сих пор, строго регламентирована. «К эшафоту вело тринадцать ступеней, — рассказывал Юда. — Начинали с завязывания глаз и надевания верёвки, а само устройство виселицы было таким, что пол под человеком проваливался».

Однако на этом история с последними словами Зорге не закончилась. Сомнения в правдивости показаний Юда высказывались и раньше, а в 2004 году исследователь дела Зорге Томия Ватабэ обнаружил среди архивных документов оккупационных властей выписку из Книги приведения в исполнение приговоров токийской тюрьмы Сугамо. Процитируем её полностью: «Начальник тюрьмы Итидзима, проверив имя и возраст осуждённого, сообщил ему, что, согласно приказу Министерства юстиции, приговор будет исполнен в этот день, и от него ожидают, что он спокойно встретит смерть. Начальник тюрьмы спросил, не желает ли осуждённый что-либо добавить к своему завещанию, составленному ранее, относительно своего тела и личных вещей. Зорге ответил: "Моё завещание остаётся таким, каким я его написал". Начальник спросил: "Хотите ли вы ещё что-то сказать?" Зорге ответил: "Нет, больше ничего". После этого разговора Зорге повернулся к присутствовавшим тюремным служащим и повторил: "Я благодарю вас за вашу доброту". Затем его завели в камеру исполнения приговоров, где он принял смерть. Время: с 10:20 до 10:36. В соответствии с волей казнённого, а также ст. 73, п. 2 и ст. 181 Тюремного регулирования тело было захоронено».

Говорил ли Зорге перед смертью на самом деле что-то о компартии, Советском Союзе и Красной армии или нет, сегодня никому уже не выяснить. Записная книжка Тамона Юда утеряна, а значит, проверить подлинность его утверждений по записям невозможно. В 1948 году, когда впервые была опубликована версия о «тройном выкрике» Зорге, в Японии на подъёме находилось коммунистическое движение, и бывший прокурор мог сказать именно то, что от него хотели услышать, а потом, найдя благодарную аудиторию, вновь и вновь повторять однажды произнесённое. С другой стороны, точно так же и тюремные власти, составляя протокол казни, могли не осмелиться внести в него слова, которые столь явно свидетельствовали о том, что приговорённый к смерти иностранец так и не признал свою вину, не почувствовал себя сломленным, — это противоречило духу японского судопроизводства тех времён. Так что теперь каждому, кто встречается с описанием последнего дня Зорге, придётся самостоятельно выбирать, какой версии верить…

Красный день календаря

Отставному генералу ГРУ Михаилу Иванову, бывшему во время войны офицером советского военного атташата в Токио, приписывается рассказ о том, как 6 ноября 1944 года во время приёма в советском посольстве по случаю годовщины Октябрьской революции состоялся разговор между министром иностранных дел Японии Мамору Сигэмицу и советским послом Яковом Маликом. Говорили они, естественно, о крайне сложной международной обстановке, но Иванов, присутствовавший при этом, почему-то решил, что Сигэмицу хотел сказать что-то о Зорге. И так и не сказал. А Малик не спросил. «На следующий день Зорге был казнён…»

История эта особенно любима сторонниками версии о том, что японцы собирались отпустить, поменять Зорге на некие преференции Советского Союза, и ждали какого-нибудь знака от Иосифа Сталина — через посла Малика в том числе. Оставляя в стороне сейчас разговор о том, хотел советский вождь вытаскивать разведчика из тюрьмы или не хотел, обратим внимание на очевидное. Во-первых, нигде из воспоминаний генерала Иванова (если он это действительно вспоминал) не следует, что Сигэмицу и Малик думали об одном и том же: о Зорге. Вслух его имя произнесено не было, никаких намёков на то, что вообще речь может зайти именно о нём, — тоже. Во-вторых, обратим внимание на дату. Посольский приём состоялся вечером 6 ноября, а в половине одиннадцатого следующего утра Зорге был повешен. Возможно ли, чтобы решение о казни было принято меньше, чем за сутки? Уже знакомый нам бывший прокурор и полицейский Тамон Юда в парке на месте тюрьмы дал разъяснения и на эту тему.

Отвечая на вопрос Ханако Исии, случайно ли был выбран для приведения в исполнение приговора день главного коммунистического праздника, он заявил: «Будет неправдой сказать, что никакого умысла в этом не было. Мы подумали, что действительно этот день подходит для того, чтобы стать последним в его жизни, поэтому выбор такой даты, возможно, нёс значение своего рода сострадания в понимании Бусидо». Бусидо — чрезвычайно популярный на Западе и в России моральный кодекс самураев, «Путь воина». Но в отличие от нас Ханако Исии была японкой, поэтому не могла сдержать удивления, услышав такое объяснение, и поняла, что в действительности это являлось лишь утончённым моральным издевательством: «. рассказанное им про казнь в день Октябрьской революции, о сострадании и Пути воина и т. д. , и т. п. — всё это было непередаваемо, безгранично отвратительным поступком для советского человека». Нельзя не вспомнить в связи с этим, что современный Уголовно-процессуальный кодекс Японии как раз запрещает проведение казней в выходные дни, национальные праздники, а также 1 и 2 января.

А дальше Тамон Юда и вовсе проболтался об истинных причинах выбора этой даты: «Ну и кроме того, казнь необходимо было привести в исполнение в течение пяти дней, и, так как восьмое число оказывалось последним, казнь решили провести в один из свободных дней — седьмого числа».

Точка в суде над Зорге и Одзаки была поставлена 5 апреля 1944 года, когда была отклонена апелляция адвоката Одзаки (апелляцию Зорге суд вообще не принял к рассмотрению), и, таким образом, смертный приговор вступил в законную силу. Привести в исполнение его должны были в течение 6 месяцев. По каким-то причинам этого не произошло, но искать здесь следы японских предложений о выдаче Зорге рано: практика откладывания казни обычна для японской правовой системы. В любом случае, судя по словам Юда, окончательное решение (приказ министра юстиции) состоялось 3 ноября 1944 года, а никак не в ночь перед повешением после приёма в советском полпредстве. Но и это ещё не конец.

«К тому же воздушные налёты к тому времени стали очень мощными, и мы опасались, что в случае отсрочки не сможем привести казнь в исполнение», — продолжил Юда и добавил: «В тот день, как и сегодня, стояла хорошая погода, и, помню, вечером опять был воздушный налёт».

Тюрьма Сугамо серьёзно пострадала от американских авиабомб, так что опасения тюремщиков Зорге были отнюдь не напрасными. Им просто-напросто хотелось поскорее закончить это затянувшееся дело: приказ подписан, тянуть нечего, а каждый день хорошей погоды — лишний шанс самим сгореть в огне американской бомбёжки. И Зорге повесили. Чтобы поскорее.

Расставаясь с Тамоном Юда, который тщательно изображал раскаяние, Ханако Исии обратила внимание на деревянную дощечку в углу парка. На ней ещё можно было разобрать надпись: «Военные преступники». 23 декабря 1948 года по приговору Международного военного трибунала для Дальнего Востока, вошедшего в историю как Токийский процесс, в тюрьме Сугамо были казнены семеро японских военных преступников. В память об этом и поставили ту дощечку. После реконструкции парка её заменили на красивый массивный камень с надписью по-японски: «В стремлении к вечному миру». Перед ним почти постоянно стоят маленькие фотографии семерых повешенных преступников, цветы, саке от их поклонников. О Рихарде Зорге — человеке, который погиб за то, чтобы в мире больше не было войн, в парке на месте тюрьмы Сугамо не напоминает ничто.

С благодарностью за помощь в подготовке этого материала Анне Делоне.

Читайте также: