Тетя которая показывает игрушки
Обновлено: 13.05.2024
на постой к одинокой вдове тёте Клаве.Вскоре по школе шептали:
пятиклассник-то с тётей Клавой
живёт, но свечку никто не держал, а он молчал.
И всё же вот его рассказ в моей литературной обработке.Нет, вы
не поймали меня на вранье: как же он мог тебе рассказать,
коли не общались?
По окончании десятилетки Генка оказался в г.Красноярске и встретил
там земляка, моего старшего брата Сергея, который был туда
распределён по окончании РУ(ремеслухи): ну а о чём
могут беседовать земляки под бутылку водки, конечно о бабах.
— Первую неделю я вёл себя тихо, даже и не помышлял тётю Клаву совратить,
не в моём вкусе, полновата супротив тёти Дуни, да и Дуняшка меня измотала,
передышка нужна, да и рисковано лезть к хозяйке, враз выставит на улицу.
Сидел за столиком у окна, делал домашки и зубрил басню "Волк на псарне".
Хозяйка хлопотала по дому, я иногда зыркал, ходит тут по избе
в коротком халате, верхняя и нижняя пуговки
не застёгнуты, дебелые ляжки видны, сиськи вываливаются; моет пол, пышной
попой играет, подол высоко подоткнула.Мелькала мыслишка, а не завалить ли
её прямо на мокрый пол, тянет нас, мужиков, не вовремя не к месту, кровать-
уж очень пресно.Но чур меня, не глупи.А она стирку затеяла в большом
тазу, опять в той же позе, опять мыслишка, деревенскую припевку вспомнил:
Я иду, она стирает,
Я помог намыливать,
Повалил её в корыто,
Понятно, не считает меня за мужика, не стесняется или, — мелькала мысль, — дразнится.Я замечал, есть такое у девок: и не надо им
и давать не собираются, а дразнятся.
В субботу тётя Клава истопила баню, собрала банные
причандалы, собралась идти мыться.Я набрался наглости, будь что будет,
была не была, встал
на пути, вперил глаза в её глаза и ляпнул: тётя Клава, дай вдуть.
Она оторопела, вытаращила глаза, уронила
банные штуки, наконец вымолвила:-Генка, ты чего, сдурел, ты ж ещё маленький,
думать тебе об этом рано,
тем более заниматься ЭТИМ, взрослые-то далеко не все ЭТО могут?
Откуда такие слова знаешь?
— Не только знаю, но и умею уже полгода. — И как же так? — А тётя Дуня обучила, дальняя родня.
— Уж не Мокрова ли? — Она.
— Вот б.ядина, здесь в нашем селе половину мужиков охмурила, то-то вижу,
уже год как не появляется,
а она оказывается мальцов обучает.Но мне ЭТОГО не надо,
двадцать лет как мужа схоронила,
не спала больше с мужиками, нечего и начинать.Впрочем, можешь мне
сгодится, пойдём в баню, спинку мне потрёшь.И не воображай чего,
начнёшь лапать, банным веником отхлестаю
и голым выставлю.
— Тётя Клава, вот те крест, и близко не подойду и пальцем не трону, прости
за плохие слова, не подумавши, ляпнул.
Помылись, обходим друг друга, даже не смотрим друг на друга.
Но тут она как-то нагнулась и её пышная
распаренная розовая попа оказалась рядом с моими причандаплами.
Писун среагировал мгновенно,
щёлк и вот уже торчит, гад, колом, но я успел отвернуться
и спрятать его, но залупа всё же
успела чиркнуть по распаренным ягодицам.Думаю, пронесло, не заметила.
Куда там, заметила, но не стала искать веник, чтоб меня отхлестать,
лёгкого касания залупы по ягодицам оказалось достаточно
чтобы она потеряла контроль, опустилась на колени— на локти
и дрожащим голосом попросила:
— Геночка, мальчик мой, теперь потри мне спинку.
— Но мне почему-то послышалось: милый, отЪ.би меня.
Каждый слышит, что хочет.И я с размаху
засадил ей до упора.Она протяжно охнула, ойкнула и замерла.
А я обхватил её сзади руками,
ухватил за сиськи, мало ли что, — начнёт вырываться.
Но она лишь тихонько причитала:
что ты со мной делаешь, обещал же не трогать, не губи, прекрати, пожалей,
а я от этих слов сильннее
возбуждался и дрючил её, только яйца стучали.Она застонала,
потом заорала, но я уже знал,
что это означает.Сели на мокрую банную скамейку и она ударилась
— рано ты возмужал, но и я в такие годы честь потеряла.
Уже титьки появились,
на кунке пушок, выглядела не по годам рано созревшей и уже подумывала,
кто же сорвёт эту спелую вишенку.
Как-то купалась в укромном местечке на речке Тёша.Никого.И тут на тебе,
конюх дядя Вася коня привёл купать, мужик он тихий, живёт один,
с нашими разведёнками в шашнях не замечен, видно бабами не интересуется,
чего его боятся, уж точно не ему достанется моё сокровище.
Он на меня взглянул равнодушно и говорит:-слышь, красотка, приходи завтра на конюшню,
на коне покатаю.Я зарделась и прям выросла, никто так меня не называл, может ему виднее.
Пришла: дядь Вась, на каком будем кататься? (Он в лёгких шароварах, белая рубашка
расстёгнута, грудь волосатая, я залюбовалась и не старый оказывается)
А он швырь меня на копну сена.
— Дядь Вась, ты чего? — Не спеши, красавица ты моя, сначала проведём подготовку, иначе конь
тебя сбросит.Деловито задрал мой новый сарафан, — трусы снимай. — Дядь Вась, в трусах нельзя
что ли на коня? — Нельзя, нельзя, ножки раздвинь. Трусы сняла, ноги раздвинула,
мелькнула мысль, как бы он не сделал чего с моей кункой. Да нет, не сделает,
у него даже ширинки нет.
А он немного опустил шаровары и вывалился
здоровенный писун, залупа красная и уже тычет его в моё сокровище. — Дядь Вась, я этого
боюсь, девочки говорили, будет больно.Не бойся, красавица, не дёргайся, а я осторожно.
— Неужели такой большой там поместится, не успела подумать, а он уже весь там и по всему
телу истома и начал он туда-сюда-обратно, а я начала его царапать и кусать, а он
и не замечает.Потом уж надела трусы, отряхнула сарафан от сена и бежать.
На другой день, прихожу на конюшню, тянет меня туда:-дядь Вась, подготовку я прошла,
давай катай. — Нет ещё, нужен второй урок, снимай трусы. — Чего снимать-то, я и не надевала,
ты же сказал, нельзя на коня в трусах. — Тогда стань на четвереньки.Стала, юбку задрал, воткнул
в мой зад свою залупу и опять всё повторил, я уже не боялась и было очень приятно.
Закончили:-Я пошла, говорю, — Не торопись ты, погуляй по конюшне,
лошадок погладь, вон они как на тебя смотрят уважительно.Погуляла, подошла вплотную и
что-то на меня нашло, одной рукой погладила дядю по щеке, впилась в губы,
а другую сунула под резинку
шаровар и ухватила его писун, он мгновенно напрягся, стал твёрдый и вылетел из шаровар,
я падаю на сено и тащу за собой милого за писун и сама вставляю его в моё сокровище,
так мне хотелось скорее повторить.Поняла я, что значит покатаю на коне, все мужики вруны.
Прошли годы, вышла замуж, муж помер и вот отдалась юныму постояльцу.
Я не слушал и спросил: а можно тебя лицом к лицу? — Да ты, милёнок, всё прослушал, у меня
такая же манда, как у Дуньки, а зачем тебе, у тебя же висит, а — поняла, хочешь, но не можешь.
Но это поправимо, ты же месяц говел, значит накопил силёнок, теперь назвался груздем, будешь
еб.ть меня пока всё, а потом ешё три раза.Она поиграла с моим заснувшим писуном и он ожил,
она, не мешкая, улеглась на спину и приняла классическую позу.Увидев такую красоту,
кто б устоял.Вернулись в избу, легли вечером на разных кроватях, она быстро заснула,
а я ворочаюсь, что такое, опять встал.На цыпочках к её кровати и шмыг под одеяло.Прильнул
губами к её губам, потискал титьки, постукал залупой по ляжкам и лобку, мол, впусти, очень надо,
спит, но вот ножки раздвинулись, согнулись, прижались к животу, даже во сне знают, что делать.
Поимел сонную, не подмахивала, но очень призывно постанывала и что-то, бормотала:
а кто это там меня еб.т, я же сплю, перестань, ой нет продолжай, поглубже вводи, недоёбыв.ешь,
пореже, теперь ускоряй, ну закачивай, я уже; вроде спала, наяву так подсказывать стеснялась,
а может притворялась.
Вернулся на свою кровать, пора засыпать, а тут она: шлёп-шлёп и в своей короткой ночнушке,
титьки вывалились, шмыг ко мне под одеяло; целовать, ласкать не стала, сняла мои трусы и уселась
на меня, и стала своей лохматкой тереться о мои причандалы и имитировать подмахивание.
У меня не встал, но она кончила, а я нет.Ну и дела, все дамы так умеют или она всё же б… ина?
А мне без разницы, кунка у неё тесная, отдаётся класно, подмахивает с умом, попусту не частит,
в баню приглашает, чего ещё нужно бедному школяру.
После пятого я уехал в город Кулебаки, где закончил семилетку
и больше никогда не бывал на реке Тёша в Личадееве.
Генка закончил в Личадееве десятилетку, жил у тёти Клавы, поёбыв.л её всё ленивее
всё реже, в десятом уже только раз, в субботу, в бане.Закончив десятый оказался
в городе Красноярске, встретился там с моим братом Сергеем.Дальше следы его
затерялись.А тёте Клаве стукнуло 45, в самом соку, только разохотилась в плане интима.
Присматривается к школярам, кого бы пустить на постой.
А я жалею, что отказался поступать в школу интима к тёте Дуне, и мне потом пришлось
- Кушайте, кушайте, голодные небось… - говорила тетя Маша, переворачивая на сковороде котлеты. Алекс и Алина жадно глотали наложенные порции, словно голодные птенцы. Немудрено, до стипендии еще неделя, подработка сорвалась, они несколько дней питались горошком из банки и старым хлебом с мазиком. Ещё и время оплаты за хату подошло так не вовремя.
Собственно, затем они здесь, у хозяйки Марии Васильевны, тёти Маши. Здесь, на её кухне было жарко до пота, словно в бане. Но в то же время так хорошо, почти как дома в детстве.
Мария Васильевна была ещё не старая женщина. Не худая, но и не заплывшая жиром. На лице ни морщинки, среди густых кудрявых колос ни одного седого. Впрочем, было понятно, что от природы её волосы все же прямые, поскольку сейчас они были закручены в бигуди и накрыты сеточкой. Толстый махровый халат не мог скрыть её огромной, еще не обвисшей груди и крепких налитых ягодиц. Алекс, хоть и женился на худенькой, стриженной под мальчика Алине, но, если смотрел порнуху, всегда предпочитал типаж тёти Маши: сочная, не старая милфа с большой натуральной грудью. И как ей не жарко, на кухне в халате?
Ладно, что-то все затянулось. Они-то по делу пришли, попросить подождать с платой за квартиру. Благо, идти к тёте Маше недалеко: она сдавала однушку в старой пятиэтажке, а сама жила с мужем в двушке, в соседнем доме. Надо только выйти и пройти через двор. Как только пара квартирантов оказалась на пороге, хозяйка и слова им не дала сказать, сразу потащила на кухню. Впрочем, для людей что питались одним горошком, это было настоящим чудом. Но сейчас, когда голод был утолен, от кухонной жары слипались глаза, было намного сложнее начать разговор, с которым они пришли.
- Вы за январь наверно принесли? – спросила тётя Маша, перекладывая свежие котлеты на блюдо, покрытое салфетками. Она была в этом плане старомодна, и принимала только наличные. Никаких переводов через телефон или онлайн.
- Так мы это… - ответила Алина, с ещё набитым ртом.
- Стипендия будет через неделю… - отозвался Алекс.
- Вот оно что… - тётя Маша поджала губы, Алекса это слегка встревожило.
- Кстати, Клавдия Семеновна мне на вас жаловалась.
- Кто это? – удивились Алекс с Алиной.
- Она за стенкой от вас живёт! Год тут как поселились, даже не познакомились! Что за молодежь пошла.
Понятно. Речь о той противной старушке-кошатнице, что вечно орет на них визгливым голосом. Алина не понимала ни слова из её речи, Алекс же вовсе считал невменяемой. А у неё оказывается имя есть с отчеством.
- Говорит, вы там гостей табунами водите. И оргии устраиваете до самого утра!
Алекс с Алиной переглянулись, едва сдерживая смех. Это она наверно, про Новый год. В самый разгар веселья бабка несколько раз стучала в стенку костылем. А так молодой паре было особо не до вечеринок: учеба, работа, учеба, работа. Даже на секс времени не всегда хватает, какие уж тут оргии. Хотя они активно переписывались с парой из Питера, что практикует свинг. Но дальше двойного секса по вебке, дело не дошло. Они тоже были студентами, и тоже сильно замучены бытом. Даже не верилось, что студенты ещё лет десять назад жили намного беззаботней. Договаривались встретиться на НГ, но не сложилось. Пришлось опять звать Абдьела, одногруппника Алины из Сьерра-Леоне, и играть в театр куколд. Алексу, конечно, нравилось, но хотелось бы и самому участвовать немного больше. Просто смотреть и дрочить, пока его Алина сладко стонет, принимая то в вагину, то в зад член Абдьела, было приятно первые раза два-три. И потом, в Новый год, когда они все вместе готовы были кончить, в стенку стала стучать костылем сумасшедшая бабка.
- Ничего, получим диплом, тогда оторвемся – говорила Алина. Но до диплома надо ещё не вылететь. Как из универа, так из квартиры.
- Чего молчите? Правду, чтоль, говорит? – прервала их воспоминания тётя Маша.
- Нет, что Вы. - отозвались студенты.
- А зря. Я когда в Москву приехала учиться, сначала у тетки одной в области жила, а потом уже в студенческую общагу переехала. Вот мы там отрывались.
- Это как? - осторожно спросила Алина.
- Разное бывало. Пацаны к нам через окно лазили. Нас четверо, их пятеро. Каждый нашел себе куда присунуть, а пятый ходит, мыкается. И тут, значит, комендатша забегает, кричит. А пятый так обрадовался и её давай прям там. Она кричать перестала, сначала молчала обалдело, а потом уж охать и подмахивать.
Алекс поперхнулся, Алина заботливо постучала его по спине. Она сморщила нос, словно усиленно что-то нюхает и глазами указала на тетю Машу. Этого знака оказалось Алексу достаточно. Он тоже уловил от хозяйки запах перегара. Они из-за вкусных запахов на кухне и голода, сначала не обратили на него внимания. К тому же теперь уже Алекс глазами указал Алине почти пустую бутылку коньяка на подоконнике.
. пока молодые, надо много секса, - продолжала пьяная хозяйка, - а то и вспомнить будет нечего.
Алекс на мгновение представил, как тётя Маша томно вздыхает под мощным напором своего мужа-дальнобоя и почувствовал, как его член начал твердеть. Такую порнуху он бы посмотрел.
- Вы так говорите, будто совсем старая - отвечала ей Алина, - в Вашем возрасте секс наверное ещё и интереснее.
Тетя Маша хрюкнула, словно подавляя смешок:
- Наивная ты девочка. Мужику скоро одно будет надо. Водки выпить и на диван к телевизору. А то и вовсе.
Ее лицо неожиданно стало бледным, губы задрожали.
- Что вовсе? - спросила Алина.
- Вовсе окажется, что другая семья у него в Кургане! Десять лет уже! Дети есть. Не, ну вы представляете! Десять лет мне голову морочить! Не, ну понятно, я стерильная. Но чего было брехать, что мол любит меня и такой!
И тетя Маша зарыдала, закрыв лицо руками. Алина встала, подошла, обняла хозяйку за талию:
Тетя Маша уткнулась ей в грудь:
- Это все придатки. Я по молодости придатки застудила. Или триппер. Тоже хватала от одного мудилы. И вот всё. Ни детей. Ни мужа теперь.
- Все будет хорошо, не плачьте. - успокаивала её Алина. Алекс продолжал сидеть на табурете, не сводя с них глаз. Его фантазия о тете Маше и её муже, сменилась немного другой. Тем более, и Алина видимо уловила ход его мыслей. Не зря они так быстро сошлись и даже женились, несмотря на протесты родителей. Алина продолжала обнимать хозяйку, но эти объятья становились всё более тесными. Руки Алины нежно скользили по широкой спине, опускались на объёмный зад. Глаза девушки блестели, губы стали ярко-алыми, словно она их накрасила помадой. Алекс хорошо знал, что это говорит о том, что его жена возбуждена. Она уже не прикидывалась, что утешает плачущую женщину, а откровенно её лапала. Тетя Маша, казалось, не замечала этого, продолжая плакать. Но когда Алина неожиданно поцеловала её в шею, она охнула:
- Ничего, теть Маш. - прошептала Алина, - ничего. Все образуется. И на себе не надо крест ставить. Вы такая. сексуальная.
- Ох, девочка. - выдохнула тетя Маша, млея от нежных поцелуев Алины.
- Вы ведь с женщинами не пробовали? Будет новый опыт - говорила Алина, развязывая пояс халата.
- Я-то не пробовала? Я и тётке той в области отлизывала. И потом в общаге мы с девчонками тоже девичники устраивали.
- А Вы с большим опытом. - сказала Алина, - а ведь с виду не скажешь.
- Ох, девочка, наше поколение в плане секса даст любому прикурить.
Алина высвободила огромные груди тети Маши. Как Алекс и ожидал, они были большие, крепкие, с огромными розовыми сосками. Алина то жадно присасывалась к ним, то скользила кончиком языка. Алекс, чувствуя, что его член уже не удержать в узких обтягивающих джинсах, расстегнул ширинку и приспустил трусы.
Алина покрывала поцелуями живот тети Маши, став перед ней на колени. Живот был чуть с жирком, но не обвисший, без шрамов от кесарева и растяжек. Тетя Маша охала и стонала, откинувшись назад. Потом присела на столешницу.
- Секель пососи - сказала она Алине.
- Ну, клитор. Та тетка, у которой я в области жила, на зоне бывала. Бывает ляжет на спину, ноги раскинет, ****у откроет волосатую и говорит: "Машка, секель пососи!". Я давай его лизать и сосать, а её аж трясет. Один раз даже обоссалась от удовольствия.
Алину саму трясло от этих историй, а она вся дрожа, зарылась лицом в заросли между ног тети Маши. Здесь было мокро и горячо. Волосы приятно щекотали лицо. Алина никогда не видела такие большие и толстые половые губы, такой большой пухлый клитор. От разгоряченной вульвы шел тяжелый, обволакивающий, но приятный запах. Алина готова была вдыхать его целую вечность. Она потерлась щекой о внутреннюю сторону бедра, провела языком между половых губ, и осторожно взяла губами большой клитор тети Маши.
- Да, милая. - горячо зашептала женщина, - пососи его. Так люблю. Когда нежно, осторожно.
Алина, не помня себя от возбуждения, чувствуя, что и сама обильно истекает горячим соком, начала самозабвенно смоктать, словно слепой щенок. Тетя Маша утробно застонала. Она вытянула одну ногу вдоль столешницы, второй дернула в воздухе, с нее слетел тапок, обнажая ступню. Тетя Маша задергала тазом и босой ногой в воздухе, глаза закатились.
- Ох, бляяяя. - стонала она. От вида кончающей милфы Алекс не выдержал и брызгнул горяченьким прямо в тарелку, где ещё недавно лежала его порция ужина. Тетя Маша дернула второй ногой и сбила блюдо с котлетами на пол. Алина вскочила, испуганно ойкнув. Тетя Маша обвела кухню пьяным, ничего не понимающим взглядом и рассмеялась.
- Ничё. Ещё нажарим. Хорошо как! Давно так не жарилась.
Она соскочила со столешницы, крепко прижала Алину к себе, словно пытаясь задушить. Она жадно, с языком целовала её в губы. Руки её лихорадочно расстегивали клечатую рубашку девушки. Алекс даже у Абдьела не видел столько страсти. Алина тихонько трепетала в её руках. Вот упали на пол, усеянный котлетами и крошками от сухарей, её рубашка, джинсы с трусиками, лифчик. Алина стояла перед тётей Машей, маленькая, худая, с грудью первого размера, в одних красных носочках. Хозяйка окончательно избавилась от халата. Как теперь было понятно, сегодня она его надела на голое тело. Только сегодня?
Она усадила девушку на единственный стул со спинкой, развела в сторону худенькие ножки Алины.
- Красивая ****енка. - сказала она, любуясь, - выбритая вся. А я ленюсь там брить. Да и для кого?
Тетя Маша присела перед Алиной, пальцами осторожно приоткрыла розовый влажный цветок. Она склонилась над ним, провела шершавым языком от ануса до лобка. Алина нежно вздохнула.
- Какая ты сладенькая. - сказала хозяйка, - а у меня какой вкус?
- Солёный с кислинкой - прошелеатела в ответ Алина, на тёмно-красных губах которой ещё не высохла влага из сочной ****ы.
- Да, да, да. Вы такая вкусная. отъебите меня, теть Маш. Отъебите. Пожалуйста.
Тетя Маша заработала языком, Алина выгнулась, зажмурилась, смешно сморщила носик, словно собралась чихнуть. Алекс хорошо знал, что эта странная гримаса выражает крайнюю степень удовольствия. Перед ним разорачивался спектакль,в реальность которого он не мог до конца поверить. Даже в своих самых смелых фантазиях, Алекс не мог вообразить такое. Пышнотелая обнаженная милфа в бигудях и одном тапке стоит на коленях и страстно сосет клитор его Алины. А та вся вертится, дрожит, тихонько вздыхает. Прям перед ним огромный зад тети Маши, её сочная ****а. Он почувствовал, как его член снова затвердел.
- А ты, Сашка, что отлыниваешь? - спросила тетя Маша, - иди сюда!
До конца не веря в происходящее, Алекс подошел, опустился на колени сзади тети Маши. Его фаллос раскачивался из стороны в сторону в полной готовности. Алекс не стал медлить, как любил обычно делать, поддразнивая Алину. Приложил головку к горячей, истекающей вульве и резко двинул тазом вгоняя член в вожделенную глубину.
- Ух, бля! - вскрикнула хозяйка, - хороший у тебя ***, крепкий. Давай, Сашка, жарь!
Алекс начал двигаться в обволакивающей теплой глубине. Тетя Маша стонала, продолжая яростно языком полировать Алину. Чем быстрее двигался Алекс, тем быстрее работал её язык между ног его жены. Объёмный зад дрожал при каждой фрикции, Алекс драл её, не боясь каждый раз достать до матки. Алине было не очень приятно, когда он проникал на всю длину, она морщилась от боли. Но с тетей Машей, было иначе, когда он так делал, она издавала довольный урчащий звук. К тому же она ему подмахивала задом, ускоряя ритм. Её глубокая, идеально смазанная вагина словно была создана под его член, длинный с большой круглой балдой, как у булавы. Алекс забыл обо всем на свете, был только он, урчащая тетя Маша и Алина, что запрокинула голову назад и что-то шептала в беспамятстве.
- Да, вот так, хорошо. - стонала хозяйка, - ты, Саша, ювелир. Ох, ещё , ещё. Еби. Еби, не бойся.
Алекс двигался все быстрее, буквально тараня сзади сдобное тело.
- Еби, ох как сладко. Ох, тебе повезло девочка с ебарем. Ох, как хорошо! Люблю крепкие ***! Давай, Саш, поглубже задвинь. Ух, вот так, вот так, вот так!
Она замолкла, яростно трахая Алину острым шершавым кончиком языка. Девушка судоржно прижала голову хозяйки к себе между ног, соединила ступни в носочках, словно на занятиях йоги и забилась в оргазме. Алекс никогда в жизни не видел, чтобы Алина так бурно кончала. Она так сильно прижала тетю Машу к себе, что Алекс боялся, что сейчас её задушит. Стул зашатался и едва не рухнул. Хозяйка под яростным напором Алекса смачно перднула, а потом тоже с оханьем забилась в горячем оргазме. Алекс продолжал двигаться, с восторгом наблюдая, что оргазм не отпускает обеих женщин, они продолжают кончать раз за разом. Двойной множественный оргазм, такое он видел впервые в жизни. Ему было так хорошо, тепло, уютно, он двигался и хотел, чтобы это продолжалось вечно. Он настолько растворился в этом всем, что пришёл в себя лишь когда он стоял посреди кухни, обильно заливая лица обеих женщин потоками спермы. Алина, как обычно высунула язык, тетя Маша страстно размазывала семя по лицу, накрученным в бигуди волосам, втирала её в огромные груди.
- Ладно, можете пока не платить, я чего, не понимаю, что ли. Сама такая же была - говорила тетя Маша, наводя порядок на кухне. Она так и не оделась. Алекс с Алиной тоже сидели голые на табуретах и пили чай с печеньем.
- Вы не подумайте, мы все отдадим. - смущенно сказала Алина.
- В этом я не сомневаюсь - усмехнулась тетя Маша, нагнувшись. Её тяжёлые груди закачались, член Алекса вновь стал твердеть, а губы Алины наливаться тёмно-красным цветом.
ИЗ СЕТИ . АВТОР НЕИЗВЕСТЕН..
Эта история произошла со мной прошлой зимою, когда я оставался на ночь у своей любимой тётушки Ольги Михайловны. Тётя меня очень любила и всегда расхваливала меня всем своим знакомым и подругам (хотя я был уверен, что большей части из них на меня было абсолютно наплевать). Как всегда, когда я приходил к ней, мы очень дружно наливали чай и пили его с конфетами и вареньем у неё на кухне, находя тему почти всегда как-то связанную со мной. Мне это очень нравилось, и должен сказать, что ей я обязан решением очень многих моих проблем. Ей 35 лет, но, несмотря на столь почтенный возраст (да простят меня женщины), она сохранила себя весьма недурно, разве что немного потолстела, и у неё начинал появляться второй подбородок. Но из-за того, что я безумно любил свою тётю, даже в этом я видел свои красивые стороны. Она походила на тех пышногрудых русских красавиц, которые были в моде во времена Чехова, и чем-то напоминала мне Данаю, томно разлёгшуюся на своей опочивальне. Муж её умер очень давно - попал под машину в пьяном виде, и теперь она жила со своей 14-летней дочкой в недурном месте города в трехкомнатной квартире. Работает она поваром. или поварихой (не знаю как правильно) в очень крутом ресторане и, как мне кажется, в деньгах нуждается не более чем все нормальные люди. В тот вечер я пришёл к ней очень поздно с дружеской вечеринки в очень плохом настроении, так как разругался со своей подружкой, которую любил, или хотел думать, что любил до беспамятства. Как всегда я был принят с очень большой радостью и широкой улыбкой на её умном лице. Она обняла меня и, поцеловав в обе щеки, провела в ванную комнату, где специально повесила для меня новое полотенце. Зайдя в ванную комнату, я увидел тот милый беспорядок, который бывает всякий раз, когда женщина, недавно закончив купаться, выходит вся розовая в одном халате на голое тело и начинает расчёсывать волосы, стоя перед зеркалом. Я понял, что застал тётю врасплох - повсюду в ванной я заметил признаки того, что мужчины в доме нет и некому строго сказать ей что-нибудь вроде "убери свои трусы со стола - это неприлично". Но я как-то не очень обращал на это внимание. Тётя как-никак, да она и не видела во мне зрелого мужчину (мне 22 года), а только сладкого мальчика, каким я, наверное, всегда останусь для неё. Я тихо мыл руки, как вдруг одна деталь особенно привлекла моё внимание: посередине ванной была поставлена маленькая табуретка, и на ней я увидел чёткий водяной отпечаток попки моей дорогой тётушки. Я покраснел, и мне стало вдруг неловко от мысли, что тётя может потом себя неприятно чувствовать, если обнаружит этот отпечаток. Я осторожно ладонью левой руки аккуратно стёр отпечаток, и в этот момент мне стало очень приятно, что я дотронулся своей рукой до того места, где, может быть каких-то 5-10 минут тому назад, сидела полненькая попочка моей тёти. Обернувшись, я увидел трусики, которые она должно быть только что постирала и повесила сушиться. Рядом висел очень красивый и элегантный лифчик, который нагло уставился на меня своими выпуклыми глазами. Из оцепенения меня вывел голос тёти, который, как гром среди ясного неба, произнёс фразу, до сих пор сверлящую мой мозг: "Противный ребёнок, смеёшься над своей старой тёткой?" Я, наверное, покраснел, как стая помидоров. Я начал судорожно соображать что ответить, но ничего умнее чем: "ты не старая, тёть Оль", придумать не мог. Она, не глядя мне в лицо, зашла в ванную и начала быстро убираться в ней. Я поспешил выйти и постарался придать своей физиономии цвет максимально приближенный к телесному. Вскоре тётя пришла на кухню и поинтересовалась, не голоден ли я. Я ответил, что не очень, но если что-нибудь есть, то не откажусь. Тётя открыла холодильник и провозгласила: "Есть холодные сосиски. Будешь?" При этом слово "сосиски" у неё вышло как "сосиськи". Чувствовалось, что она ещё чувствует некоторую неловкость, стараясь замаскировать её под свой равнодушный тон о еде. Я это чувствовал и ещё больше смущался. Я ещё раз сказал, что не откажусь и начал ждать. Тётя села напротив меня, но не за стол, а в угол кухни, скрестив на груди руки и вытянув ноги в открытых тапках в мою сторону. Мне почему-то вспомнилась табуретка с отпечатком её попы. Я тщетно пытался вернуть разговор в свою обычную колею, но у меня ничего не получалось, и мысли о табуретке как психоз преследовали меня всё время. Она расспрашивала меня о сегодняшней вечеринке с большим интересом, и я мало помалу рассказал ей и о своей подружке и о своём паршивом настроении. Я говорил и говорил, временами вспоминал то её лифчик, нагло висевший посреди ванной, то смотрел на её пальчики на ногах, очень мило смотревших на меня из открытых тапок. Как и всегда, она давала очень правильные советы, но почему-то я не находил покоя ни в её словах, ни в тоне, которым она их произносила. Мне захотелось чаю, и я попросил каких-нибудь конфет, тётя ласково назвала меня неисправимым сладкоежкой и, достав из шкафа коробку конфет (которая, по-моему, обладала способностью регенерировать себя), положила её на стол. Я обожал эти конфеты, но сейчас мне почему-то было не до них. Я не понимал, что со мной. Тётя налила чай, поставила его на поднос вместе с салфетками и дольками лимона и поднесла его ко мне. Когда она медленно и очень осторожно ставила поднос с горячим чаем, воротник её халата нечаянно распахнулся, и наружу чуть не выскочила непослушная левая грудь тёти. Это длилось всего лишь мгновение, но этого было достаточно, что бы я понял, что со мной, и чего алчет душа, оставшаяся без девушки. Я испугался своих чувств, - ведь это была моя тётя. Я не знал, что с собой поделать. Очень часто в детстве она водила меня в туалет и даже держала мою маленькую письку в руках, стараясь сделать так, что бы я пописал. Наконец, десятки раз она мыла меня в ванной и тёрла мылом мои самые чувствительные места, но никогда я не чувствовал так сильно, что моя тётя - Красивая Женщина. В мою безумную голову начали лезть всякие мысли о сексе, но я тщетно старался гнать их от себя. Наконец, я решил развеяться и выйти на балкон, так сказать, остудиться. Но тут совсем себя опозорил и был готов провалиться сквозь паркет! Когда я поднимался из-за стола, тётя встала вместе со мной и протянула руку, чтобы убрать со стола мою вилку. В этот момент мой разгорячённый член, доселе прижатый брюками к ногам, выскочил бугром на брюках и сильно упёрся прямо в руку моей родной тёти. Меня точно кипятком ошпарили. Мне было очень стыдно, даже желание почти пропало. На лицо с радостью вернулся цвет спелых помидоров, и волосы на руках встали дыбом. Тётя, немного помолчав, села обратно и, опустив голову, стала одной рукой разглаживать на себе передник, а в другой продолжала держать чашку с допитым чаем (или просто пустую чашку). Я выдавил из себя циничный смешок и произнёс что-то, что должно было означать: "по-моему, я заболел". Тётя подняла голову и, серьёзно посмотрев на меня, сказала: "По-моему, тебе очень одиноко без твоей девушки. Ложись-ка спать, милый, завтра помиритесь". Такого такта от тёти я не ожидал. Я думал, что сейчас будет большой скандал, который положит конец всем конфетам и чаям навсегда, но . Я лёг в свежую, прохладную постель в страшном смятении духа. У меня из головы не выходили лифчик тёти, её чуть не вывалившаяся грудь, пальчики на ногах. Я лежал и размышлял, о своих неведомых мне до сих пор чувствах, где-то около часа. Я понял, что должен освободить себя от переполнявшей меня спермы, иначе я сойду с ума. Но только я притронулся к своему горячему стволу, как мне показалось, что я слышу где-то всхлипывания! Я, в одних трусах, привстал с постели и, прислушавшись, с ужасом обнаружил, что плач доносится из комнаты моей тётушки. Я никогда не слышал, как плачет моя тётя, и поэтому я совсем потерял голову от жалости к ней. "Может у неё что-нибудь болит. Может у неё какая-нибудь неизлечимая болезнь?!" - в ужасе думал я. Я сам не заметил, как очутился у двери в комнату тёти. Плач перешёл в горькие рыдания, которые тщетно подавлялись ею. Я в полном смятении чувств, в одних трусах, как полный кретин подбежал к своей любимой тётушке и сжал её руку в своей. "Что с тобой тётя. Что случилось, родная моя. " Она страшно испугалась, увидев меня, и мне её от этого стало ещё жальче. Она вырвала свою руку и закрыла лицо руками, теперь уже бесшумно подёргивая плечами, и я видел, как крупные слёзы скатывались с её щёк, падая на мои руки, какие они были тёплые. Только сейчас я заметил, что она была в том самом лифчике, который, как мне показалось, ласково подмигнул мне, и одеяло было небрежно накинуто на её сложенные по-турецки ноги. Мои глаза впились в её лифчик, я мог разглядеть форму и цвет её сосков, которые теперь подёргивались с каждым её всхлипом. Недавние желания взыграли во мне, и я еле удержал себя от того, чтобы не схватить эту толстую сиську и начать мять её, как бешеный. Я чувствовал, как заворочался мой пенис. Я говорил какие-то слова утешения, что-то объяснял, но тётя всё рыдала и рыдала. Я стал пугать её, что дочка сейчас услышит и испугается, но она не обратила на это никакого внимания, продолжая плакать и дрожать всем телом. "Да что случилось тётя?", - чуть ли не завопил, наконец, я. Она повернула ко мне своё заплаканное красивое лицо (таким обольстительным я его ещё никогда не видел) и, полу задыхаясь, начала говорить мне что-то, что я не совсем понял, но суть сводилась к следующему: "Я старая никому не нужная баба, все меня бросили, муж никогда не любил, а только трахал и после спать заваливался. Всех подруг потеряла потому, что те завидовали и думали, что у меня самая счастливая семья. Если бы мне было 16 лет. " и т. д. и т. п. Мне стало невыносимо жаль тётю, и я подсел к ней поближе, при этом одеяло с её ног сползло, и я увидел её большие, красивые, сильные ноги и почему-то почувствовал сильную злобу к портрету её мужа, висевшему на кухне. Я, как бы невзначай, положил руку ей на ляжку и начал гладить её волосы, шепча ей, что она ошибается. Никакая она не старая, а очень даже красивая, и что лично я предпочёл бы себе именно такую спутницу жизни, как она, что очень её люблю и никогда не брошу, что у меня тоже нет настоящих друзей. Я говорил, что я тоже одинок в этом мире, где никому нельзя доверять и ещё что-то в этом роде, закончил совсем уж тем чего от себя никогда бы не ожидал. Я сказал: "Тёть Оль, Я тебя очень сильно люблю". Она посмотрела на меня и, наверное, всё поняла. Мне было очень жаль мою любимую тётю, и я был готов на всё ради неё, она была единственный человек в моей жизни, кого я по-настоящему мог назвать Другом, и я решился на отчаянный шаг. Я отвёл её влажные руки от заплаканного лица и, приблизив своё лицо к её губам, поцеловал их, покусывая нежно сначала верхнюю, а потом и нижнюю губу. Она остолбенела, а я испугался, я думал, что она меня сейчас ударит, обзовёт сукиным сыном и выгонит из дома. Но она жалобно посмотрела на меня и сказала: "Подачка . да?" И тут началось. На меня нахлынуло такое желание, что я весь задрожал и 15 секунд только унимал эту дрожь. Я взял её лицо в свои руки и прошептал ей тихо: "Я люблю тебя, Тётя, всем сердцем, слышишь, да я за тебя жизнь отдам, родная. " Тут я присосался к её губам, одной рукой гладя её спину, а другой, гладя ляжку у самой промежности. Наконец, я осмелел и быстрым движением руки просунул руку ей под трусы. Какое это было наслаждение! Я начал теребить начинавший набухать бугорочек и половые губки, нежно оттягивая их. Я трогал её попку и тихонько засовывал ей во влагалище средний палец. Я чувствовал, как учащённо бьётся её сердце, и как прерывисто она дышит, видимо, отдавшись на волю чувств. Для неё это было так же неожиданно, как и для меня. Я смял и выкинул прочь одело и судорожно начал расстёгивать её лифчик. О, я сорвал его, и моему взору предстала такая обалденно красивая и вместе с тем милая грудь, с большими, красивыми толстыми, алыми сосками, о каких я не мог мечтать даже в самых безумных снах. Я оторопел и, вдруг, припал губами к её соску, нежно покусывая его. Другой рукой я начал мять её правую сиську, заставляя её сосок набухать и встать торчком. Мои трусы давно оттопырились и начали раздражать меня, а я настолько забылся, что не понимал, что же мне мешает такое. Но, к счастью, моя родная тётя сама догадалась нежно стянуть с меня трусы и, взяв меня правой рукой за зад, притянула к себе. Я чувствовал, как борется она со своим желанием, но посмотрев на себя, на свои торчащие соски и влажное пульсирующие влагалище поняла, что глупо сопротивляться такому океану желания и счастья охватившем нас с ней. Она начала целовать мои ноги и, вдруг, схватила мой пенис так, как никто этого ещё не делал. Она распустила волосы, и я увидел свой пенис на фоне такого знакомого родного мне с детства лица, и от этого он стал ещё больше, я стал мять его руками чтобы покайфовать от того, что я могу трогать свой член перед тётей, а она на это будет смотреть! Но тут она убрала мою руку от пениса и опустилась свои губы так близко к головке, что этого было бы достаточно, чтобы кончить. Тётя посмотрела на меня, придвинувшись ко мне, поцеловала меня безумно в губы, засовывая язык мне в рот и, опустившись, взяла в рот мой яростный пенис. О! Дьявол. Я думал, что прямо сейчас кончу ей в рот, но она, немного пососав, начала нежно мастурбировать его, поминутно целуя его и яички. Она чмокала и засасывала его, и эти чавкающие звуки возбуждали во мне ещё большего зверя. Я испытывал то, о чём никогда даже и не думал всерьёз - ну минет, ну и дальше что? А тут было волшебство, которое унесло меня в сказку, из которой я не хотел возвращаться. Моя тётя сосала мой пенис, засовывая его глубоко в рот и бешено вращая языком. Казалось, хотела высосать из меня всю сперму, бушующую во мне. Но когда я уже чувствовал, что ещё секунда, и я оболью всё её лицо и губы, она вытащила его изо рта и легла на спину, очень эффектно раздвинув свои красивые ноги. Я привстал и стал мять маленькие сладкие пальчики на её ножках, поминутно засовывая их в рот и облизывая. Она стонала и просила ещё. Затем я опустил своё лицо на её промежность и засунул язык как можно дальше ей во влагалище. Она начала постанывать, совершенно забыв о том, что в доме мы не одни. Я лизал её промежность, и сама мысль о том, что ещё недавно мы пили чай и были просто тётей с племянником, и через каких-нибудь три часа я уже сосал её клитор, а она ёрзала навстречу моему языку, доводила меня до беспамятства. Никогда я не испытывал ничего подобного ни с одной девушкой. Затем я залез на неё и всунул мой бешеный член ей во влагалище, она простонала и, всхлипывая, прошептала: "Тихо, осторожно, пожалуйста, осторожно", - но куда там "осторожно", я был вне себя, я ворвался в неё, как зверь, и уже начал её трахать так, что кровать визжала и тряслась, а она лежала с поднятыми ногами, и груди её тряслись, и это меня ещё больше возбуждало. Я трогал её за попу, мял её сиськи, целовал её в губы, и мне казалось, что я до этой ночи был абсолютным девственником. Я схватил её за волосы и начал насаживать, входить в неё всё глубже и глубже, она прикусила нижнюю губу от кайфа, и это у неё получилось так мило, что я захотел вот в таком виде выбросить ей килограмма два три спермы в живот. Вдруг она как-то особенно сильно сжала меня, засосала мои губы и начала судорожно содрогаться в конвульсиях долгожданного оргазма. Тут я совсем озверел. Я быстро вытащил свой мокрый пенис из своей тётушки, быстро лёг на спину и притянул её лицо к своему горячему готовому взорваться члену, она окунула его в свой рот, и я почувствовал, как я выстреливаю ей в горло целой кучей спермы. Она вытащила его изо рта и начала кончиком языка лизать головку, и от этого очень скоро всё её милое сладкое личико было в густых белых подтёках спермы. Она улыбалась и гладила мои ноги, а я теребил её грудь и, наконец, мы оба в изнеможении откинулись на кровать, держась за руки и, стесняясь посмотреть в глаза друг другу. Наконец, мы повернулись и посмотрели друг другу в лицо. Она улыбнулась и положила своё лицо мне на грудь, а ногу положила мне на живот. Я не помню, как заснул. Но помню, что я осознал, что с этого момента мне открылись врата земного рая, о существовании которого я даже не подозревал. А та девчонка, с которой мы поссорились, на следующее утро позвонила. Такая вся из себя, с претензиями! Я очень долго смеялся.
Стать мемом и завируситься в соцсетях может что угодно. Все мы прошли через волну поп-итов и симпл-димплов, а сейчас у пользователей появилась новая любимая игрушка — Хаги Ваги. Несмотря на свой пугающий внешний вид и не менее страшную историю появления, он всё равно завоевал сердечки людей, которые тут же захотели себе такую же игрушку. Если вы не ещё не знаете, о ком идёт речь, то мы всё расскажем!
Кто такой Хаги Ваги, про которого говорят в соцсетях?
iitsoniaa
Хаги Ваги (или Хагги Вагги) — герой хоррор-игры Poppy Playtime. По сюжету на фабрике игрушек происходит авария, и миленький Хаги Ваги превращается в монстра, от которого должны спастись игроки.
Хаги Ваги выглядит как синяя плюшевая игрушка с мощными зубищами, огромными глазами и жёлтыми руками и ногами.
Сначала Хаги Ваги завирусился в TikTok
Фразы «У нас пропал синий Хаги Ваги», «Хаги Ваги сгорел, почернел» и «Офигеть, нашему Хаги Ваги 1000 лет» превратились в местные мемы, которые вскоре перекочевали и в другие соцсети.
Позже об игрушке узнали и в других соцсетях
HeIIoSidney96 ilmyau
Несмотря на свой страшный вид, Хаги Ваги стал популярной игрушкой. И многие хотят обниматься с ним ночью.
Хаги Ваги можно встретить и в жизни
d__danishhhh
В других странах он не настолько популярен, поэтому даже немного напугал испанский аккаунт AliExpress в Твиттере
KukuruzaLeon
Но Хаги Ваги — не единственная такая игрушка
HeIIoSidney96 olesyacringe kerayto
Всё просто — Киси Миси это тот же Хаги Ваги, только розового цвета
bian_98
Хаги Ваги? Киси Миси? А может лучше Муси Пуси?
n2s8Y2
Теперь вы знаете, что Хаги Ваги и Киси Миси это не бессмыслица, а вполне себе известные персонажи.
Новые интересности в интернете отлично объясняют рисунки паблика «Интернетъ по-русски». О нём мы уже писали здесь.
Что-то, воля ваша, недоброе таится в мужчинах, избегающих вина, игр, общества прелестных женщин, застольной беседы. Такие люди или тяжко больны, или втайне ненавидят окружающих.
Было мне тогда семнадцать. ну, почти семнадцать лет. Было лето и было скучно до невозможности. Страшная жарища в конце июля сочеталась с полным отсутствием развлечений.
Химический кружок на Станции Юных Техников и фото-кружок при заводском клубе были закрыты по причине отпуска руководителей. Приятели, которых и так было немного, разъехались. Девчонки. Вздорные дуры без признаков интеллекта. Родители с младшим братом укатили в отпуск куда-то на юга, а я был оставлен на попечение бабушки и дедушки. Книги, кино и телевизор — это было всё, на что можно было повесить душу. Сводки с полей и политика американских милитаристов мне были напрочь неинтересны. В кино одни и те же фильмы крутились месяцами и были выучены наизусть. Оставались книги. Читательские билеты трёх библиотек доставляли мне эту радость в изобилии. Читал я запоем, погружаясь в книжные грёзы, как наркоман - в наркотические.
Такой вот был домашний книжный мальчик, хорошо воспитанный, тихий и застенчивый.
Но даже наркоман иногда выныривает из наркотического дурмана. А здоровый подросток тем более не мог всё своё время проводить за чтением или за нехитрыми домашними делами в помощь старикам. Супротив природы не попрешь. Юному организму требовалась активность, движение, нагрузка! Спорт. Пробовал. Тоска сине-зелёная. Правда, я по утрам махал гантелями и иногда играл с парой гирь, но это. А в лес, а на речку? А фиг вам!
До ближайшего леса надо было долго пилить на электричке.
Речек в городе было аж две. Одна протекала почти через центр города. Была узкой, мелкой, а переполненные пляжи на глинистых берегах ещё годились для того, чтобы позагорать, но лезть в мутную , почти стоячую воду. Удовольствие для избранных, к которым я себя не причислял. Другая речка была чистой, протекала в песчаных берегах в зеленом урочище. Там водилась рыба, там катались на лодках и даже ходили маленькие прогулочные катера. Там была благодать. Но благодать эта располагалась на окраине, куда надо было добираться на трамвае больше часа. И там обитали страшные хулиганы, к которым отпускать ребёнка на расправу бабушка с дедушкой отказывались категорически. Самоволка же каралась слезами, криками и ароматом валерьянки. Было жарко, душно, скучно и беспросветно.
И тут во мраке безнадёги воссиял источник света.
Свет излучала тётя Оля —лучшая мамина подруга, которая навестила нас по просьбе мамы: проверить, как на самом деле обстоят дела и помочь, если есть надобность.
Тётю Олю обожали все. Стройная рослая шатенка, всегда веселая и энергичная, она была способна любую неразрешимую проблему моментально превратить в разрешимую и разрешить в следующий момент; необыкновенно добрая и приветливая. Я знал её всегда - так мне казалось, хотя она была старше меня всего лет на десять-двенадцать. Не помню её грустной или озабоченной, тем более – злой. Нет, она любила и умела командовать, и умела быть ужасно строгой. Но её почему-то никто не боялся. Любые её распоряжения выполнялись с удовольствием, а если она иногда давала нагоняй (всегда по делу, кстати), настроение от этого ни капельки не портилось.
Солнышко наше - тётя Оля - взошла и мигом рассеяла мою тоскливую безнадёгу.
- Так, суду всё ясно! Вьюношу одолевает сплин. Где червонны плавки, что я шукала для тебя по всем прилавкам? Что?! Еще не обновил?! Так и знала. Это безобразие! Я его забираю на речку. Я его у себя накормлю. От меня там пол-часа ходьбы. Вот как знала, купила новый купальник. Где тут у вас можно переодеться? Никаких «покушать», пусть аппетит нагуляет! Готов? Какую ещё книжку? Плавать будешь, а не книжки читать. Всё, шагом марш на Толянку!
Мы ехали в трамвае и болтали о всяких пустяках. В том числе и о том, что отношения с девчонками у меня - ну никакие. В смысле - сугубо одноклассниковые. Говорить с ним не о чем, а с какими есть о чём, так им быстро надоедает и они всё равно сбиваются на ерунду.
- А не только говорить? - осторожно поинтересовалась тётя Оля. - А танцевать, гулять и. плавать учить..
Я не сразу врубился и сказал, что мол, сами видите, какое тут плавание, если на речку только под конвоем. Потом дошло. Я почувствовал, что уши меняют цвет.
- Да как-то неинтересно. Не, я пробовал. Узнал, что я дурак. В общем, не нужно!
Промежутки между остановкам стали длиннее, по сторонам пошли одноэтажные домики с огородами. Насморочный голос объявил: - Остановка «Мост» . Следующая остановка конечная.
- На следующей выйдем. На той стороне тоже есть пляж. От моего дворца близко и не надо мост переходить. Вот, кстати, посмотришь мои хоромы. Выходим и топаем вон туда, к единению с природой. Стоп! Проскочили. Тут направо. К пляжу - мимо той вон будки.
Пока мы добирались, небо стало затягиваться облаками, даже тучами, хотя духота не убавилась. Успеть бы окунуться до дождя. Очень уж на предгрозовую погоду стало запохаживаться. Свои опасения я высказал тете Оле.
-Главное, успеть до воды добежать. А мокрому дождь не страшен. Будет сплошная романтика: купание под дождём! А когда пройдет, вылезем, обсохнем и пойдём ко мне обедать. Или ужинать — смотря, когда надоест водяная стихия.
Пляж оказался близко. Совсем небольшой язык песка вдавался в заросший ивами берег. Торчали два пляжных грибка, уже оккупированных небольшими компашками, и бывшая кабинка для переодевания. Бывшая, поскольку одной стенки у неё не было. Вот почему тётя Оля переоделась у нас дома. Не лазить же тут по кустам. Она бросила сумку на песок, скинула босоножки и стащила через голову лёгкое светлое платье. Под ним оказался красный купальник. Я хихикнул:
- Вы точно, как Лида из «Операции Ы». Тот же цвет и фасончик.
- Только ты, не как Шурик - в семейных трусах, а в червонных плавках из-под страшно блатного прилавка. Что, ты еще одет?! Счас спихну в воду во всём параде!
Через секунду мои вещички полетели на песок, и мы ринулись в воду. Занятия в секции плавания ( откуда меня распопёрли за лень) для меня не прошли даром. Я плавал и нырял не намного хуже дельфина, поэтому в « а ну-ка догони» тётя Оля проигрывала безнадежно. Вконец запыхавшись, мы остановились перевести дух. И тут обнаружилось, что предполагаемый дождь стал уже вполне ощутимой реальностью и усиливается с каждой секундой.
-Залазим по уши и ждем! - скомандовала мой конвой на речку. - Ты не замёрз?
-Никак нет! Слушаюсь, вашбродь! - бодро отрапортовал подконвойный и мигом унырнул подальше, проскользнув под здоровенной корягой.
-Ты прямо Ихтиандр! - восхитилась тётя Оля после безуспешной попытки проделать тоже самое.
-А вы Усатая Долорес. - съязвил я, блеснув литературной эрудицией.
-Кто?! - возмущенный вопль был прерван куском зеленой водоросли, соскользнувшей прямо в рот с верхней губы.
Я обозрел берег. Компашки из под грибков благоразумно слиняли. Наши вещички валялись на песке. Кстати о вещичках.
-Кстати о классике, донна Долорес. Помните ли Вы последние слова испанского офицера из «Гусарской баллады»? «Своё он выполняет обещанье. хотя бы в отношении меня.» Вы, кажется грозились спихнуть меня в воду во всём параде?
- И спихну, доиграешься.
- Можете не стараться. Парад на песке без меня уже промок не меньше, чем на мне - в речке. И Ваш шикарный наряд — тоже.
Тётя Оля булькнулась с головой. Как она ухитрилась под водой взять точный азимут на ту часть пляжа, где валялись наши облачения, осталось её тайной, но вынырнув, она не изменила курса и выскочила на берег максимально близко от кучи мокрых тряпок. Выбравшись на мокрый песок следом за ней, я увидел, как она, наклонившись, с крайне озадаченным видом перебирает то, что совсем недавно было вполне приличной одеждой.
Она была такой красивой.
Вдруг она засмеялась и выпрямилась во весь рост, широко раскинула руки и с беззаботным смехом запрокинула голову, подставляя лицо дождю.
А до меня. нет, как-то не дошла, а вдруг раскрылась сверхъестественная необыкновенность всего.
Крошечный пляж, скрытый в зеленых зарослях, тихая речка в дождевой ряби, спокойный, ровный и теплый, как из душа, дождь. И никого вокруг. Только мы - я и милая, красивая женщина в красном купальнике на загорелом, таком гибком и сильном теле. А какая она без купальника? Снимает же она его когда-нибудь. И остаётся совсем голой. Мне вдруг стало жарко и одновременно задышалось как-то очень глубоко, как будто я только что вынырнул с большой глубины. И плавки стали вдруг тесными.
Я уставился на тётю Олю, не в силах отвести взгляд, хотя где-то из глубины задавленно попискивал внутренний голос о том, что так смотреть неприлично.
Она обернулась и перехватила мой взгляд. На её лице промелькнуло странное выражение. Удивление пополам со смущением - так это можно было бы назвать. Но спустя секунду оно исчезло, сменившись обычной насмешливой иронией, после того как в сфере её внимания оказалась нижняя часть моей обалдевшей фигуры.
- Ну, что нам теперь делать, водоплавающим? Сохнуть и загорать на песочке нам явно не светит. Придется плыть домой в мокром виде. Бери свои манатки и - ходу до хаты. Одевайся. Понимаю, что брррр. Но до дому мы в пляжном виде не дойдем, тем более, по улице Советской, мимо милиции. Нарушим социалистическую нравственность.
Подавая пример гражданского мужества, тётя Оля с трудом натянула мокрое и ставшее почти совершенно прозрачным платье. Моё остолбенение почти прошло, и я, преодолевая отвращение, кое-как влез в слегка отжатые брюки и в противно липнущую к телу рубашку. Мы посмотрели друг на друга, оценивая безобразие наблюдаемого зрелища.
- И пошли они, солнцем палимые.
Не переставая слегка истерически хохотать, мы пошлёпали по лужам к заводскому посёлку, где тётя Оля совсем недавно получила однокомнатную хрущёвку. Бежать не имело смысла. Мокрым дождь не страшен. Тем более, такой тёплый и романтический.
Добрались до её дома даже быстрее, чем за пол-часа. Все-таки в насквозь мокрой одежде было здорово прохладно и мы волей-неволей через пару минут припустили бегом, чтобы хоть как-то согреться и спрятаться поскорее в сухое тепло от этой мокрой романтики.
Новенькая панельная пятиэтажка ничем не выделялась среди таких же шедевров архитектуры на этой улице. Мы заскочили в средний подъезд и перевели дух. С нас не капала вода. Она текла струями и ручьями, моментально превратив весь пол в одну большую лужу.
- Бегом на четвертый! - скомандовала тётя Оля. - Обтечет по дороге.
-И лестницу заодно помоем. Ой!
Шлепок по мокрой заднице получился оглушительно громким и очень даже чувствительным. Мне даже пришлось пришлось подождать на площадке. Естественно, мокрые штаны не так мешают двигать ногами, как мокрый подол. Тётя Оля вытащила, наконец, ключ, справившись с заевшей молнией сумки, и мы оказались внутри.
-Стой! Снимай с себя всё! У меня здесь всё новое. Мне тут мокрый барбос ни к чему! Разденешься, проходи в комнату.
Последние слова я услышал уже из-за двери совмещенного санузла, куда тётя Оля влетела, не позаботившись даже закрыть
Читайте также: